Поцелуй навылет

— Именно это я хотела сказать, — вздохнула она, неожиданно замечая еще две маленькие родинки у него на спине, прямо над его круглыми, незагорелыми ягодицами. Фоби была не совсем уверена в том, что она ему сказала прошлой ночью, но она совершенно точно знала, что не могла лгать ему в том состоянии алкогольного опьянения, в котором она находилась.

— Значит, ты смогла бы полюбить меня? — еле слышно спросил он. — Даже если бы у меня не было знаменитых родителей? Или если бы я не выглядел так, как выгляжу?

— Хорошо, хорошо. Да, я могла бы полюбить тебя, — быстро сказала она. — Но мне кажется, что ты еще не очень хорошо меня знаешь, и я не думаю, что ты чувствуешь ко мне настоящую любовь. Ты знаешь, что я была не до конца честной с тобой. Я... — Она остановилась, прижимая палец к затуманенному дыханием стеклу.

— Да, я понимаю. — Феликс шумно вдохнул и повернулся, чтобы посмотреть на нее. — Значит, все эти горькие слезы и страхи оказались лишь признаком мелочного эгоизма, так? Твоя очередная ложь?

Фоби понимала, что ни в коем случае не может сказать ему, что почти ничего не помнит из событий прошлого вечера, ничего из того, о чем они говорили за бутылкой текилы.

— Сегодня утром я не очень хорошо себя чувствую, вот и все, — слабо пробормотала она, до сих пор боясь посмотреть ему в глаза. — Наверное, у меня начинается грипп. Я думаю, из-за этого я была немного рассеянна.

— Ты когда-нибудь говоришь правду, Фоби?

Она пожала плечами:

— Я говорила правду, пока не встретила тебя.

Не говоря ни слова, Феликс наклонился и подобрал с пола свои джинсы. Пока Фоби блуждала взглядом по потолку, Феликс внимательно изучал рассыпанное содержимое ее кошелька.

Пытаясь взять себя в руки, Фоби заметила большое коричневое пятно на потолке и полностью сосредоточилась на нем. Она знала, что, если Феликс спросит ее о том, что она имела в виду под своей нечестностью, она не удержится и расскажет ему об отвратительном плане Саскии, и он отреагирует на это с яростью. Саския никогда не простит ее. Она не должна, не должна попасть под его очарование, как все остальные. Иначе он уничтожит ее.

Фоби очень медленно расправила плечи и молча подошла к Феликсу. Он сидел рядом с кроватью, держа в руках джинсы, и разглядывал небольшой листок бумаги, заслоненный от нее коленом.

Когда Фоби увидела, на что смотрел Феликс, она застыла, как будто на нее посмотрела Медуза Горгона.

— Кто это? — Феликс поднял разорванную, потрепанную фотографию Дэна в пятнах от слез. Она путешествовала с Фоби на другие континенты, проводила каждую ночь у нее под подушкой и подверглась такому количеству поцелуев, что была сморщена.

Очень давно она стащила ее из квартиры Дэна в Барбикане и все это время не уставала любоваться ею.

— Это твой отец? — в полголоса спросил Феликс.

— Нет. — Фоби тяжело опустилась на кровать. — Бывший любовник.

— Насколько бывший?

— Не совсем бывший, — призналась она дрожащим голосом. — Но и не особенно настоящий.

Феликс некоторое время молчал.

— У него великолепная улыбка.

— Да, — выдавила Фоби, едва владея своим голосом.

— Это парень, с которым ты живешь? — он повернулся к ней.

Фоби покачала головой.

— Нет, я не живу с ним.

— Но это он подошел к телефону, когда я звонил в Хайгейт, так?

— Да.

— Ты любишь его? — тихо спросил он.

Фоби обнаружила, что не может ему ответить.

— А сейчас я хочу, чтобы ты мне объяснила, почему ты преследуешь меня, если твой не совсем бывший любовник все еще на сцене? — потребовал он.

Она пробормотала что-то по поводу временного прекращения отношений.

— Насколько временного? — настаивал он, схватив ее за руку.

— Кажется, временно-постоянного. — Теперь пришла очередь Фоби опустить голову. — Просто он немного женат.

— Ты чья-то любовница?

— Не совсем... То есть теперь уже нет. — Она поежилась от его ледяного, осуждающего тона.

— У этого парня есть дети? — Вопрос прозвучал резко, словно выстрел из ружья в комнате, полной зеркал.

— Нет.

Феликс пожал плечами.

— У моего отца всегда были романы, — тихо сказал он. — Это сводило с ума мою мать. Она была любимицей прессы, и журналисты уничтожали ее публикациями о том, что им удавалось выяснить о моем папочке, который старался скрывать свои похождения и сохранять репутацию литератора с высокой моралью.

— Дэн совсем не такой! — прошипела Фоби.

— Значит, Дэн? — Феликс выплюнул имя, словно ругательство, но он был слишком увлечен воспоминаниями, чтобы сосредоточиться на нем дольше секунды. — Долгое время мои родители были парой возлюбленных, о связях которых все любили читать в газете «Сан». Самый скандальный и самый неравный брак в британской прессе. Мама была обожаемой светской львицей Англии. Папу считали самым надменным и гордым дикарем. Когда в прессе появлялось сообщение о его очередном романе, мама забирала Манго из школы и удирала в Америку, где она создавала себе самую ужасную репутацию, чтобы появиться на разворотах всех газет и журналов. Если через неделю о ней не писали, она пыталась покончить с собой с помощью таблеток.

Фоби сглотнула, стараясь осознать услышанное.