Я встаю и убираю посуду. Дженнифер выбегает из комнаты – я полагаю, направляясь будить Ридли. Мне немного жаль его, но нагоняй в этой ситуации неизбежен. Мы с Фредом слушаем топот ее ног вверх по лестнице. Фред, похоже, опасается и не знает, что сказать.
– Ребенок, а? – в конце концов говорит он.
– Несомненно, беременность.
– Ты имеешь в виду, что она может не оставить ребенка. В смысле, они очень молодые, – он выглядит обнадеженным.
– Я понятия не имею, что она решит. Очевидно, что у меня не было времени обсудить с ней этот вопрос, – огрызаюсь я. Меня не удивляет, что первая мысль Фреда – это избавиться от проблемы, так как, судя по всему, Ридли подумал так же. Он так мне и сказал ночью. Признание вырвалось у него сквозь слезы паники, сожаления, испуга. Я представить не могу, как плохо Эмили в данный момент. Незапланированная подростковая беременность сама по себе была бы тяжелой ношей для любой пятнадцатилетней девочки, но ее еще и похитили незнакомцы. Ее жестоко связали, как животное. Мне дурно от страха каждый раз, когда я думаю о ней, а делаю я это постоянно. Все, чего я хочу – это прижать ее к себе, утешить, сказать, что все будет хорошо, потому что вне зависимости от ее решения я позабочусь, чтобы это было правдой. У нас все будет хорошо. Мне просто нужно вернуть ее домой. Моя работа, пока она не дома – защищать ее право выбирать свое будущее. Я знаю, что Дженнифер и Фред будут настаивать на аборте, на том, чтобы смести все это под ковер. Они хотят отправить Ридли в Кэмбридж. Я не могу даже начать думать, чего я хочу для Эмили – помимо желания увидеть, как она входит в дверь. Я жажду этого.
Фреду явно некомфортно. Он покашливает, словно прочищая горло. Я жду, что он начнет говорить, как все подростки любопытствуют, и что это не значит, что они готовы стать родителями. Я ожидаю, что он приведет мне статистику низких шансов поступления родителей-подростков в университет.
– Я все равно получу свою долю? – спрашивает он.
– Вау. Ты серьезно меня сейчас об этом спрашиваешь? – я откидываюсь на стуле, негодующе смотря на него.
– Она мне положена, Лекси. Ты это знаешь.
– Нет, Фред, я ничего такого не знаю. Я проявляю щедрость, предлагая тебе долю, – говорю я холодно.
– И ты все равно это сделаешь, даже если похитители попросили десять миллионов? Я имею в виду, ты обещала мне три, если я изменю свои показания, и я это сделал.
Смешно, но Джейк думал, что все уладил, подкупив Дженнифер. Он никогда не спрашивал, почему Фред изменил свои показания еще до того, как им предложили миллион. Полагаю, он решил, что Фред сделал это назло Дженнифер, учитывая ситуацию. Он не знал, что нужно благодарить меня. Десять похитителям, три Тома, три Фреду. После этого у нас останется чуть меньше двух миллионов. Возможно, Джейк уже потратил большую часть этого – на машины, вечеринку, одежду, аренду дома, поездки, которые он забронировал и отменил, ипотеку своих братьев, дом моей сестры. Я осознаю, что мне все равно.
– Я сказала – три. Ты получишь три, – со вздохом говорю я Фреду. Кажется, он испытывает облегчение.
– Ты не думаешь, что между ними все кончено, не так ли? – спрашивает он.
– Мне все равно.
Я понимаю, есть шанс, что Джейк в любом случае от меня уйдет. Когда он узнает, что я опустошила наш банковский счет, что у нас больше нет денег, я думаю, он уйдет.
– Я думаю, все кончено, – твердо говорит Фред.
– Значит, ты думаешь остаться?
– Разве по условиям «подарка» я не должен от нее уйти?
– Я такого не говорила.
Не такими словами; но если я чему-то и научилась благодаря выигрышу в лотерею, то это тому, что у всех есть своя цена. У стилистов, охранников, барменов.
Мужей.
Мне интересно, какова цена Дженнифер для Фреда.
– Насколько я помню, Фред, ты сказал, что хочешь с ней развестись, но боишься, что она у тебя все отсудит – несмотря на то, что провинилась она. Как твой друг, я тебе пообещала, что после развода я помогу тебе обустроить новый дом, покрыть расходы на жизнь, получить опекунство над Ридли и все такое.
Конечно, три миллиона фунтов способны на это и многое другое. Глаза Фреда округляются от жадности.
– Я уже поговорил с адвокатом. Я с ней не останусь.
– О господи. О господи. Что они с ней сделали? Нам нужно отвезти ее в долбаную больницу.
Папа?
– Боже, боже. Все хорошо, детка. Все хорошо. Я здесь. Папочка здесь.
Мой папа уже очень давно не называл себя «папочкой». Обычно я смеюсь над ним. Думаю, мне хочется засмеяться, но я плачу. Он гладит мою голову и лицо, как обычно делает, когда я болею. Это правда? Пожалуйста, пусть это будет правдой. Он обычно пахнет растворимым кофе, мой папа, но теперь он пахнет чем-то более темным и насыщенным. Его лосьон после бритья тоже другой. Это он? Это изменения после выигрыша?
– Извини, извини, что позволил такому случиться с тобой.
Не то чтобы он мог их остановить. Это не его вина, но от его слов я плачу еще сильнее. Осторожно, словно он не доверяет себе прикасаться ко мне, он снимает повязку у меня с глаз и вытаскивает кляп изо рта.
– О, принцесса. Какого хрена они с тобой сделали?