Поцелуй Мистраля

– Я же говорил: дураки они. – Шолто взял мою руку и попытался поцеловать, но наклониться не смог – боль помешала.

Я прижала его ладонь к щеке:

– Шолто... Ох, Шолто.

– Надеялся я услышать нежность в твоем голосе, но не по такому поводу. Не жалей меня, Мередит, я не вынесу.

Как ответить – я не знала. Просто прижимала к щеке его ладонь и пыталась придумать хоть что-нибудь, чтобы не сделать хуже. Как же его не жалеть?

– Когда это случилось, царь Шолто? – спросил Дойл.

Шолто глянул на него поверх моего плеча.

– Два дня назад, как раз перед вашей второй пресс-конференцией.

– Той, когда двоих убили, – сказал Рис, и Шолто повернулся к нему.

– Вы же нашли убийцу, хотя и не сказали еще человеческой полиции. Я слышал, вы хотите его сперва подлечить после пыток.

– Королева его чуть не в порошок стерла, – кивнул Рис.

– Он виновен? – спросил Шолто.

– Надо полагать, – ответил Дойл.

– То есть вы не уверены?

– Посмотри себе на живот. Королева Андаис превратила в такое же лорда Гвеннина до последнего дюйма.

Шолто скривился и кивнул:

– Да, тут многое скажешь.

– Даже признаешься в том, чего не делал.

Я оглянулась на Дойла:

– Ты думаешь, Гвеннин не виноват?

– Нет, не думаю. Но не думаю, что он действовал в одиночку. Андаис водила его на поводке из его собственных внутренностей, Мередит. Дурак он был бы, если б не сознался.

Шолто прижал к щеке мою ладонь. Сегна дернулась помешать, но Агнес ее остановила, а два других охранника встали между нами и каргами. Я заметила лицо одного под капюшоном: продолговатые глаза без белков, тонкий безгубый рот, лицо – странная смесь человеческих черт и ночного летуна. Охранники были помесями вроде Шолто, но их никто не спутал бы с сидхе. Впрочем, глаза у них были гоблинские. Телохранитель Шолто посмотрел на меня в упор: лицо у него казалось не до конца сформированным, носа нет – только щелочки ноздрей. Я не отвела взгляда, так и смотрела на него в ответ, загипнотизированная странным лицом. Раньше я таких не видела.

– Ты не сочла меня уродливым. – В голосе охранника было что-то от птичьего щебета – только тембр ниже.

– Не сочла.

– Знаешь, кто я?

– Глаза у тебя от гоблинов, а лицо – ночного летуна. Остальное – не знаю.

– Я полукровка. Наполовину гоблин, наполовину летун.

– Ивар и Файф – мои дядья по отцовской линии, – сказал Шолто.

Второй телохранитель уставился на меня в упор. Глаза у него тоже были овалами сплошной синевы, но что-то вроде носа у него имелось и вроде подбородка – тоже. Будь он повыше ростом, мог бы сойти за гоблина – хотя кожа имела не ту текстуру. Голос у него оказался ниже, более "человеческим" по тембру.

– Я Файф, брат Ивара, – сказал он, недружелюбно глянув на карг. – Нашему царю понадобились охранники, которые не претендуют на его тело. Мы его тело охраняем, и все.

– Это оскорбление нам нанесли не потому, что мы не могли его устеречь, – возразила Агнес. – И вы ничем не поможете, когда он погонится за новой сидхейской козой. Лишних глаз он не захочет и уйдет с ней один.

– Довольно, Агнес. Всем – довольно. – Шолто сильнее прижал к себе мою руку. – Почему я не сказал тебе, принцесса? А как я мог сознаться, что благие так со мной обошлись? Что я такой воин, что самого себя защитить не смог? Что попался в ловушку, потому что меня поманили тем, что обещала мне ты? В одном Агнес права: меня ослепило желание быть в постели с сидхе, ослепило настолько, что я позволил этой благой меня связать. Настолько, что я поверил, будто она очарована моими щупальцами и одновременно их боится. – Он качнул головой. – Я царь воинства, и даже у связанного, у меня должно было хватить магии уберечь себя.

Он отпустил меня, шагнул прочь.

– Благие владеют магией, нам недоступной, – сказал Холод.

– У слуа есть магия, о которой благие и не мечтали, – возразила я. Я тронула Шолто за руку: он вздрогнул, но руку не отдернул. Я сжала его руку, и мне вдруг так захотелось обнять его, попытаться избавить его от этой боли. Я уткнулась лбом в его голую руку. Горло у меня сдавило слезами, и я расплакалась. Расплакалась неудержимо.

Он немного отстранился – посмотреть мне в лицо.

– Плачешь из-за меня – почему?

Не сразу, но я выговорила:

– Ты прекрасен, Шолто, ты правда прекрасен – нельзя, чтобы из-за них ты решил, что это не так!

– Теперь-то прекрасен, когда все отрезали! – заворчала Сегна, протискиваясь между дядьями Шолто.

Я мотнула головой.

– Ты помешала нам в Лос-Анджелесе. Ты видела, что я с ним делала, – стала бы я таким заниматься, если б не считала его красивым?

– Все, что я о той ночи помню, белое мясцо, это что ты убила мою сестру.

Я и правда убила, хоть и случайно. Той ночью, к собствен ному ужасу, я хлестнула каргу магией – я сама не знала, что так могу. Тогда впервые проявилась моя рука плоти. Сила кошмарная: способность вывернуть наизнанку живое существо и оставить так жить. Жить – непредставимо, невообразимо жить, когда рот погребен внутри кома плоти и все же кричит. Мне пришлось на мелкие кусочки порубить ту каргу магическим клинком, чтобы наконец прекратить ее агонию.