Поцелуй Мистраля

– Ты добьешься, что Неблагой Двор станет бледной копией золотого двора твоего дядюшки, Мередит. Наполнишь желанную нам тьму светом и музыкой, и мы умрем как народ.

– Прежде было много дворов, – сказал Аблойк. – Были темные, были светлые, но все были волшебные. Мы не делили друг друга на дурных и хороших, как это делают христиане. Мы были и тем, и другим, как и должно быть.

Андаис не потрудилась возражать. Просто сказала:

– Ты возродила жизнь в мертвых садах, и я не стану увиливать от своего обещания. Ступай в Зал Смертности и спаси клан Нерис, если сумеешь. Принеси эту ясную магию благих в другое сердце Неблагого Двора – и увидишь, как быстро она сдохнет.

С этим она удалилась.

Мы несколько секунд стояли молча. Потом Мистраль и Эйб поднялись – ноги у них будто в сапоги из грязи были одеты. Никакой голос из темноты не велел им снова встать на колени, и я перевела неосознанно задерживаемое дыхание.

– Что это она говорила о другом сердце двора? – спросила я.

Ответил мне Аблойк:

– Некогда сердцем любого холма фейри был лес, сад или озеро. Но каждый двор обладал еще одним средоточием силы – отражением того рода магии, которая была присуща двору.

– Одному сердцу ты жизнь вернула, – сказал Мистраль, – но не уверен, что следует пробуждать второе.

– Зал – это палата пыток, и магия там почти не действует. Глухая зона, – напомнила я.

– Мередит, когда-то он был чем-то большим.

Я поглядела на стражей с удивлением.

– Каким образом?

– Там содержались в заключении твари старше нас, старше, чем страна фейри. Осколки силы народов, которых мы победили.

– Не уверена, что понимаю, Мистраль.

Мистраль поглядел на Дойла:

– Помоги объяснить.

– Попробую, – сказал тот. – Некогда в Зале Смертности содержались создания, что могли воистину убить даже сидхе. Их содержали как орудие казни, или пытки, или просто как угрозу наказания. Королеве до них не было дела, потому что она – как тебе известно – предпочитает пытать собственноручно. Смотреть, как некая тварь отрывает от преступника конечность за конечностью, и вполовину не так забавно, как делать это самой.

– Да и исцеляемся мы быстрее, если она делает это сама, – вставил Рис.

Дойл кивнул.

– Верно, пытать можно было дольше и чаще, если не привлекать к пытке тех тварей.

– А что это за твари? – спросила я. Мне очень не нравился их серьезный гон.

– Жуткие твари. Смертные сходили с ума от одного взгляда на них.

– И давно они исчезли из ситхена?

– С тысячу лет назад или немного больше, – ответил Дойл.

– Леса продержались дольше, – отметила я.

– Да, дольше.

– А почему вы все так встревожились?

– Потому что если ты – или сила Богини через тебя – смогла вернуть нам одно сердце, – сказал Аблойк, указывая на простиравшийся вокруг лес, – то надо быть готовыми, что и второе сердце нашего двора может снова ожить.

– Не слишком ли Мерри благая, чтобы оживить такой ужас? – почти с надеждой спросил Мистраль.

– Ее руки власти – руки плоти и крови, – возразил Дойл. – Не Благого Двора магия.

– Я пошел к принцессе за помощью для народа Нерис, но теперь я не хочу ею рисковать ради племени изменников, – заявил Мистраль.

– Если мы их спасем, они станут лояльны, – сказала я.

– Они все еще уверены, что твоя смертность заразна, – заметил Рис. – И думают, что мы начнем стариться и умирать, если ты сядешь на трон.

– Как вы думаете, хватит ли соплеменникам Нерис благородства оценить, что я не хочу дать принесенной ею жертве пропасть впустую? Нерис отдала жизнь ради жизни своего дома, и я хочу, чтобы жертва оправдала себя.

Стражи задумались ненадолго. Наконец Дойл сказал:

– Благородства у них хватит, а вот благодарности – не знаю.

Глава 9

– Сюда нас перенесла божественная магия, – сказал Рис. – Но как мы отсюда выберемся? Дверь исчезла.

– Мередит, – позвал Холод и я повернулась. – Попроси у ситхена дверь наружу.

– И все? Думаешь, это так просто? – удивился Рис.

– Да, если ситхен желает спасения дома Нерис.

– А если не желает или если ему все равно?

Холод пожал плечами:

– С удовольствием выслушаю твои предложения. Рис только развел руками.

Я поглядела на темную стену и попросила:

– Мне нужна дверь наружу.

Темнота поредела, и в стене грота возникла дверь – большая и позолоченная. Я чуть не сказала "Спасибо", но древняя магия часто не любит благодарностей вслух – принимает как оскорбление. Я сглотнула и прошептала:

– Какая красивая дверь.

Дверная рама тут же покрылась резьбой: как будто невидимый палец нарисовал на дереве вьющиеся лозы.

– Это что-то новенькое, – прошептал Рис.

– Пойдемте-ка, пока она не растворилась в воздухе, – посоветовал Холод.

Он был прав. Наверняка прав. Но странное дело – никто из нас не спешил пройти в дверь, пока невидимая рука разрисовывала ее лозами. Только когда дверь перестала изменяться, Дойл повернул золотую ручку. Открылся выход в коридор такой же черный, как кожа стража. Если бы Дойл не двигался, его было бы не разглядеть в проеме.

Рис потрогал стену:

– Не помню, сколько лет не видел в ситхене черных коридоров.