– Мы столько всего пережили прошлой ночью.
– Мы справились, – пробормотала она. – Мы молодцы.
– Ну да.
Когда ее друг снова затих и уставился на подголовник сиденья впереди себя, ей
оставалось только догадываться, о чем он думал: тошнота, мешок на голову, бассейн… самая
долгая прогулка в их жизни.
Та драка с Крэйгом.
– Как ты себя чувствуешь? – спросила она. – Кажется, тебе уже лучше.
– Мне нужно кормление.
Когда он потер лицо, будто пытался стереть воспоминания о школе, Пэрадайз
захотелось выругаться… потому что в отличие от Крэйга, которому она так настоятельно и
срочно подсунула свою вену, ей даже в голову не пришло помочь другу.
К тому же, она сомневалась, что сможет пройти через это с Пэйтоном… если у него
будет такая же реакция, как у Крэйга.
Не то, чтобы она была лакомым кусочком для мужчин, а потому что, наверное,
подобная похоть – естественный эффект кормления, и она не хотела пересекать эту грань в их
дружбе.
– Я написал отцу. – Пэйтон похлопал по переднему карману пальто. – Он договорился
для меня. Это будет первый раз, когда я возьму вену не во время секса. – нахмурившись, он
посмотрел на нее. – Прости. Ненужные подробности.
О чем он говорил? А, точно.
– Все нормально. Ты не оскорбил меня.
Хочешь ненужных подробностей? – подумала она. Например, то, что она сделала это с
Крэйгом в клинике. Или, точнее… что он сделал себе.
Она отвела взгляд, чтобы он не заметил румянец, выступивший на ее лице.
– Ты какая-то другая, – заметил он.
Она быстро повернула голову.
– В смысле?
– Я не знаю. Может, я просто помню, что ты была неподражаема.
Когда он посмотрел на нее, Пэрадайз знала, что он снова извинялся перед ней, и не
думая, она подалась вперед и обняла его.
– Спасибо за…
Пара кочек, а потом ощутимое снижение скорости заставило ее отстраниться.
– Уже приехали?
Пэйтон достал телефон и посмотрел на время.
– Мы выехали сорок пять минут назад. Да, наверное.
Доджен за рулем объявил в громкоговоритель, что они прибыли на место, и все
пассажиры один за другим, встали и вышли из автобуса.
Ночь выдалась холодной, очень холодной… и по неясной причине она подумала, что
если бы светло-голубой цвет имел запах, то так он бы и ощущался ее носом, вдыхавшим
морозный сухой воздух.
Повернувшись к остальным, Пэрадайз обнаружила, что все просто стояли посреди
открытого фермерского поля, словно никто не знал, что делать дальше.
Энслэм попрощался первым и только с Пэйтоном, а потом исчез. Акс ни с кем не
обмолвился и словом, прежде чем дематериализоваться.
– Ну, до завтра, – пробормотал Пэйтон, посмотрев на Ново и Буна.
Прежде чем раствориться, он подошел к ней:
– Я свяжусь с тобой через пару часов. Очень надеюсь, что ты поднимешь эту трубку.
– Подниму.
– Хорошо.
И он исчез, бросив напоследок легкую улыбку.
Пэрадайз сказала что-то остальным; она не помнила, что именно… ей что-то ответили
– она не уловила.
И потом она накинула сумку на плечо и растворилась, уносясь рассеянным клубком
молекул, которые, почему-то, лучше представляли ее ментальное и эмоциональное состояние
в настоящий момент, чем ее телесная форма
Когда она вернулась в свое тело на газоне перед особняком отца, то осталась стоять на
месте, уставившись на великолепный Тюдоровский фасад. В доме горели огни, маслянистый
свет струился сквозь окна, создавая иллюзию теплоты камина. Время от времени между
раздвинутыми шелковыми шторами мелькала фигура доджена с серебряными подносами,
щеткой для пыли или букетом цветов.
Ветер здесь был свирепым, и чем дольше она стояла на пожухшей, подмерзшей траве,
тем сильнее он забирался под ее куртку, одежду, кожу.
Они с отцом жили здесь очень долго, и с каждой комнатой у нее было связано какое-то
воспоминание… даже с потайными.
Но этой ночью особняк казался ей таким же чужим, как вещи в ее сумке.
Удивительно… как путешествие, которое началось и кончилось в родном доме, даже
не покидая пределы штата, могло так сильно отдалить ее от прошлой жизни.
Задрожав от холода, Пэрадайз заставила себя шагнуть вперед. Было почти два часа
утра… и она, испытывая стыд, обрадовалась, что ее отец все еще работал в доме для
аудиенций. У нее просто не было сил на то, чтобы рассказать ему об ее «учебе».
Более того, она сама еще не осмыслила всего… было еще рано рассказывать о
пережитом кому-то еще.
Подойдя к дверям, она потянулась к звонку… но потом остановила себя.
Да ладно, подумала она. Ты серьезно собралась жать на звонок собственного дома?
И, тем не менее, она чувствовала себя чужой, нажимая пальцем на считывающую
панель и открывая замок.
Заходя в тепло, Пэрадайз закрыла тяжелую дверь за собой и сделала пару глубоких
вдохов. Окидывая знакомые картины маслом и ковровые дорожки, она испытывала не
спокойствие, а жуткую тревогу…
– Хозяйка! Вы вернулись! – к ней подбежал их дворецкий, Федрика, с улыбкой на
лице… и он поклонился так быстро, что почти стер всю пыл с пола своим лбом. – Что я могу