Поцелуй, Карло!

– А это что такое? – Гортензия ошеломленно взирала на лозунги и плакаты на фасадах домов, на ликующих горожан. – Этого в буклете не было.

– Не знаю.

– Мы на параде?

– Нет, парад завтра.

– Увези меня обратно, Ники, я не могу в этом участвовать. – Гортензия почувствовала, что угодила в ловушку.

– Всего-то один уик-энд. Все у вас получится.

– Я не шучу, выпусти меня из машины.

– Может, не надо?

– Я хочу позвонить твоему дяде – пусть приедет и заберет меня отсюда.

Гортензия надвинула шляпу на самый нос. Ники притормозил. Жители Розето обступили машину со всех сторон. Ники повернулся к Гортензии:

– Ну пожалуйста, миссис Муни.

Гортензия не поднимала головы. А за окнами седана колыхалось море итальянских американцев, и Гортензия быстро смекнула, что даже если ей удастся выбраться из машины, то вряд ли ей дадут добраться до телефона. Она признала, что увязла по самые уши.

– Что ж, придется нам это пережить. Но в воскресенье утром уберемся отсюда. Пообещай мне, – прошептала она.

– Обещаю.

Седан Ники медленно тронулся по Гарибальди-авеню. Горожане отпрянули и выстроились за бровкой по обе стороны улицы. Когда Ники улыбался и махал им, толпа оживлялась, раздавались хлопки и радостные крики, радушные приветствия.

Ники подкатил к дому 125 по Трумэн-стрит, преследуемый толпой, запрудившей всю улицу от края до края. Не успел Ники выбраться из седана, как из дома появился бургомистр Рокко в костюме с перевязью поперек груди. У него были жесткие каштановые волосы ежиком, суровые черные глаза, острый нос и теплая улыбка.

Гортензия выглянула из-под шляпы.

– Они идут за нами, – прошептала она. – Да тут весь город набежал.

– Соберитесь, миссис Муни.

Ники вышел из машины поздороваться с бургомистром.

– Земляки мои! Друзья мои! – произнес фальшивый посол с итальянским акцентом, комбинируя говор дедушки своего приятеля Бена Тартальи, который работал в мясной лавке на Уортон-стрит, и интонации собственной бабушки.

– Ambasciatore Guardinfante, come sta![67]

– Не итальяно. Я учить английски. Мы говорим английски, пожалуйста, этот ви-и-изит.

– Очень хорошо. Но мы подготовились, одна наша леди свободно говорит по-итальянски. Мы условились, что она будет сопровождать вас во время вашего визита. Большинство жителей Розето владеет диалектом вашей провинции.

– Нет необходимость. Я должен… эээ… практиковать мой английски. Так что я говорить английски для вас.

– Браво!

Ники погрозил пальцем:

– Запомните, никакой италиано!

– Хорошо, никакого итальянского. Я…

– О! Рокко Тутолола! – Ники крепко обнял принимающую сторону, совершенно ее обезоружив.

– Да. Вы получили мое письмо? – поинтересовался Рокко.

– Не получил.

– Я вам писал. К письму приложил ваше расписание и маршрут.

– Наверное, он потерялось. Океан-то большой, да? Но теперь я здесь! Мы все юбилей!

Ники повернулся к толпе и помахал обеими руками. Народ возликовал в ответ.

– Да-да, юбилей, – согласился Рокко.

Толпа воодушевленно подалась вперед. От мысли, что его сейчас разоблачат, Ники прошиб пот. Радушное многолюдье может легко превратиться в разъяренную ораву. Он пожалел, что не предусмотрел возможность поспешного бегства и не заправился в Истоне.

– Как вы сюда добрались? Вы же должны были приехать нью-йоркским поездом, и я собирался через час встречать вас на станции в Истоне.

– Планы изменились. Я хотел смотреть Филадельфия, родина свободы. Я надеялся… эээ… вы понимаете. Capisce?[68] Мой первый визит в Америка, повод для восторга! И независимости. Так что я повел… эээ… машину сам из Нью-Йорка в Филли ради юбилея! Приключение! Впечатления! «Такси Палаццини» из Филадельфии бесплатно предоставили мне седан.

– Неужели?

– Да, все оплачено. И бензин! – Ники усмехнулся, хлопнув Рокко по спине. – Петроль! У нас в Розето-Вальфорторе мы называем бензин «петроль»!

– Что ж, надо будет выразить им благодарность. А как пересекли океан, с комфортом?

– Аэроплан был очень быстро. Уууу-ууууу. – Ники нашарил в своей котомке плохого итальянского образ Луи Примы[69].

– Какой аэроплан? Вы уверены, что не хотите перейти на итальянский? Нам надо поработать над вашим английским.

– Рассекли океан?

– Пересекли. Переплыли. На корабле. – Рокко выговорил с расстановкой: – Океанский лайнер.

– О, да-да! Это было magnifico![70]

Ники сложил пальцы щепоткой и поцеловал их. Толпа возликовала.

– «Вулкания» – лучший корабль на маршруте из Неаполя.

– Лучши! – подтвердил Ники с восторгом. – Лучши всех!

Сетчатая дверь позади бургомистра распахнулась, и на пороге появилась его супруга.

Рокко повернулся к Ники:

– Моя жена. Первая леди Розето, штат Пенсильвания, миссис Тутолола.

Чача Тутолола, дама за пятьдесят, сложением напоминала буксир, и сходство усиливало платье в широкую черную, красную и синюю полоску. Волосы были выкрашены в радикально черный цвет, на губах лежала алая помада, а два розовых треугольника румян на щеках создавали видимость впадин. Она протянула Ники руку:

– Ambasciatore, per favore…[71]

– Не по-итальянски, Чача, – сказал ее муж с укоризной.