Поцелуй, Карло!

– Но это возможно. Вы смогли бы сделать капитальный ремонт, если бы захотели. Конечно, обошлось бы это очень недешево. Чтобы подогнать здание под нынешние нормативы, нужна полная реставрация изнутри и снаружи.

– Фрэнк так и сказал.

– Он знает, что делает.

– Это замечательно. Даже не знаю, куда бы я без него. Он не любит обременять меня серьезными решениями.

– Так он мне и сказал.

– Мне нужно сохранять разум ясным для творческих аспектов моей работы.

– Что ж, можно понять.

– А что вы думаете о его планах на земельный участок?

Эд пожал плечами:

– Он считает, что на квартиры на Брод-стрит будет хороший спрос.

Калла с трудом сглотнула.

– А вы?

– Саут-Филли нуждается в жилье. Это прибыльное дело. Фрэнк знает, как использовать возможности, как получить выгоду. – Эд повернулся к воде, наполнявшей чаши фонтана. Капли сверкали на солнце россыпью сапфиров. – Но мне невыносимо было бы увидеть, как здание в стиле Belle Йpoque сровняют с землей ради банального жилого комплекса. Я люблю историческую архитектуру, – признался Эд.

– А нет ли возможности и театр сохранить, и квартиры построить? – спросила Калла.

– Не представляю как. Да и Фрэнк говорит, что это невозможно.

Худшие опасения Каллы подтверждались. Ей стало дурно.

– Спасибо, что уделили мне время, мистер Шонесси.

Эд Шонесси прыгнул в кабину своего грузовика и уехал, а Калла присела на скамейку у фонтана.

Скульптура Бернини сверкала на солнце, а ярко-голубые волны каскадами переливались через мраморные ярусы и обрушивались в каменную чашу, под копыта резных морских коней. И Калла увидела будущее. Она представила, что фонтан превратился в груду щебня, – лет через сто, а то и меньше его не станет. Рано или поздно каждый клочок земли в городе займут высотки, дороги, запруженные транспортом, тротуары, кишащие совершенно чужими друг другу людьми. Театру Борелли не место в таком мире, если только кто-то не увидит преимуществ в его существовании. К собственному удивлению, Калла улыбнулась, вместо того чтобы упасть духом от безысходности. Сверкающие творения Бернини изменили ее настроение. Искусство стоит того, чтобы за него бороться. Театр Борелли должен выжить, и кто, как не Борелли, в ответе за это?

Труппа Театра Борелли собралась на сцене, освещенной прожекторами. Некоторые актеры сидели на складных стульях, остальные – прямо на дощатом полу, рабочие сцены стояли. Все ждали своего директора.

Калла стремительно прошла по центральному проходу и взбежала по ступенькам на сцену.

– Спасибо, что пришли сегодня. Хочу поблагодарить вас: вы так меня поддержали, когда умер отец. Он всех вас любил, вы все очень много для него значили. Он был отличным наставником – вы знаете, что лучшего режиссера и директора быть не могло. А еще он ни разу не сказал вам ни слова неправды, и я тоже собираюсь сдержать свое обещание. Я надеюсь почтить его долгую театральную жизнь, особенно его неординарное, яркое артистическое мастерство. Не могу обещать, что буду так же хороша, но обещаю, что постараюсь изо всех сил. Вокруг витает множество слухов, но это просто сплетни. Я намерена не дать этому театру закрыться, пока это возможно. Мы продолжим ставить Шекспира, пока не станем слишком старыми, чтобы играть Лира. Итак, помните об этом и не теряйте надежды, а я верю, что смогу все уладить. Я планирую поставить следующий спектакль в ближайшие шесть недель и рассчитываю, что вы станете его частью.

Труппа взорвалась аплодисментами, сопровождаемыми бодрым топотом по сцене. Калла по очереди обняла каждого, поблагодарив за работу. Дойдя до конца шеренги, она заметила краем глаза Фрэнка Арриго, стоявшего в кулисах, и подошла к нему.

– Эй, детка, я заказал столик в «Палумбо».

– Я не пойду ужинать, Фрэнк.

– Ты занята?

– Нет. Между нами все кончено.

– В каком смысле? – Вид у Фрэнка был ошарашенный.

– В прямом. Я знаю все о твоих интригах. Не мои прелести тебя привлекали – тебя приворожил вот этот кусок земли в пол-акра на Брод-стрит с неограниченным воздушным пространством над ним.

Актеры и рабочие сцены собрались за холщовым задником, прислушиваясь.

– Не понимаю, о чем ты, – ответил Фрэнк с вызовом.

– О твоих планах купить это здание и построить на его месте жилой комплекс.

– Милая, я так говорю обо всех старых зданиях в городе.

– Но не об этом. Об этом забудь.

– Ладно, хорошо. Пусть остается театром. Делай что хочешь. – Фрэнк взял ее за руку. – Я думал, ты знаешь, что мне нужно на самом деле. У меня очень серьезные намерения на твой счет. Это здание – просто груда кирпичей. Гвозди и дерево. Мне оно безразлично. Оно для меня не значит ровным счетом ничего. Ты для меня – все.

– Будь это правдой, ты бы понял, что значит для меня этот театр. Это не просто груда кирпичей.

– Ты знаешь, о чем я. Послушай, ты столько перенесла, ты скорбишь об отце.

– Это так. Но я не выдумываю. Просто скажи мне правду. Ты хотел выкупить это здание?

– Ладно. Конечно, хотел.

– Если бы я продавала его.

– Вот именно.

– То есть ты хотел и меня, и это здание.