— Джон, что мне с тобой делать? Во мне нельзя вызывать такие чувства. — Ее лицо вытянулось, пристальный взгляд голубых глаз скользил по его щекам. — Для них совершенно нет места. Я к тебе чертовски привязалась. Ты такой милый.
Они поцеловались.
— Иди прими душ. Лео пригласил на ужин Су Баум. Слышал о таком?
— Нет.
— И никто не слышал. Написал «Новую джерсийскую луну». — Ли промурлыкала пару тактов. — Поют все и думают, что они — Тонни Беннет, в каждой дешевой забегаловке, которая пыжится показаться Лас-Вегасом. Вот он какой безымянный говноед. И конечно, мой огромный почитатель. Мы собираемся сделать из его хита попурри, а я его спою.
Умытый и переодетый, Джон взял Ли за руку, и они прошествовали сквозь цикадный гул сада.
— Ты серьезно заблуждаешься по поводу Айсис. Она без ума от тебя. А ко мне это не имеет никакого отношения. Поцеловать тебя в губы — вот о чем она мечтает.
— Меня, в губы? Она что, лесбиянка?
— Явно нет. Но считает, что обожание лишает героя пола.
— Фаны… я тебе говорила — они все пришибленные.
На Джона внезапно опустилась пелена депрессии. Он грустил, что они поссорились, грустил, что уезжают отсюда, грустил, что Айсис испарилась и не сказала «до свидания», и грустил, что так ее и не поцеловал.
Но Айсис никуда не испарилась. Она оказалась в библиотеке и смотрела вместе с Лео, как огромный чернокожий пялил в зад миниатюрную блондинку. Но их непристойность не шла ни в какое сравнение с непристойностью ужасающей мягкой мебели, на которой они сцепились в объятиях.
— Не может быть! Неужели в задницу? — вскрикивала Айсис. — Кто она такая?
— Главный биолог из колледжа Сары Лоренс, владеет в Мичигане магазином бонсай. У меня где-то есть ее рождественская открытка. — Лео посасывал огромную сигару.
Айсис заметила Джона и Ли и приветствовала ослепительной улыбкой.
— Вы видели? Завлекательно. Не представляла ничего подобного. Тайная жизнь. Мы посмотрели три ролика. Мужчина с такой огромной штуковиной, что побоишься находиться рядом в доме. Теперь понимаю, почему у людей возникает пристрастие к таким вещам. Говорят, рок-н-ролл — безвкусица. Но к чему ходить на концерт, если можно посмотреть вот это?
Ли сделала вид, что не заметила Айсис.
— Хочу выпить.
— Я пригласил Айсис на ужин. Она до печенок проймет нашего Су. — Лео моментально углубился в изучение финансового счета. — Грандиозно.
Ужин проходил трудно. Су оказался щеголем-коротышкой с хилыми ногами, которые были впечатаны в тонкие, кофейного цвета ботинки из крокодиловой кожи. На нем был огуречно-зеленый блейзер и белые брюки; горчичное лицо венчал парик оттенка салата из креветок. На мизинце он носил бриллиант размером с вишневую косточку. А по разговору был настолько же безвкусным, насколько неуемным. За годы он выработал привычную формулу выкладывания имен на столе. Словно играл в домино избранных.
Свой монолог он адресовал исключительно Ли.
— У меня для тебя привет. Я останавливался у Барбры. Она подумывает сделать вместе с Джекки альбом «Мои любимые песни». А тебе просила передать охапку любви. Мы ездили к Бобу. Он слабый, но, с Божьей помощью, с нами. Нью-Йорк сейчас совершенно невозможен. Мы собирались пообедать с Лорд Лойдом — кстати, тебе от него тоже привет, — так вот, чтобы добраться в северный район, потребовался час — торчали в пробке. И тогда я увидел афишу. Догадайся, кто выступал в «Плазе»? Лайза. Чистенькая, красивенькая — и голос! Клянусь, прямо как мать. Боже, как я любил эту даму. На следующий день мы туда поехали, и Лайза выдала по полной программе: «Ура, люди, сегодня с нами человек, который осчастливил мир „Новой джерсийской луной“», — и так далее и тому подобное. Я поклонился и сел, поверишь, прямо напротив Перри — огромного, как жизнь, и вдвое красивее. Он отчаялся встретиться с тобой, и я пообещал передать: у него какой-то проект, и он намерен урвать на студии время — для вас двоих. Солли устроил для меня небольшой обед — несколько ребят с «улицы дребезжащих жестянок»[47], Данни, Грэм; знаешь, Ли, у тебя наверняка горели уши; все ныли и говорили только о том, как стареют, и о болезнях, а кто-то, кажется Энгельберт, спросил: «Кого бы вы хотели услышать на собственных похоронах?» Называли Барбру, Ширли, Глорию, Уитни, каждый помнит какие-то имена. А потом Тони заявил: «Только один голос вознесет меня на небеса». Все стали хлопать себя по лбу. «Конечно же, Ли! У нас же есть Ли!» Так что на следующие десять лет у тебя масса заказов, но, дай Бог, не так бы скоро.
— Су, ты прекрасно знаешь, я готова петь на всех похоронах.
Айсис поперхнулась вином.