Поцелуй богов

Приподняла колено и устроилась, точно наседка на круто сваренных яйцах.

Бедная Дороти. Что сделать? Что сказать, чтобы не испортить все еще больше? От нее тянуло плесенью и кислым, а на вкус отдавало уксусом, мочой и влажной присыпкой. Потертые прыщавые ягодицы укутали щеки, мясистая плоть заткнула нос, жесткие волосы терлись о подбородок. Ее казалось очень много. Складки и интимные филиграни, нежные, витые, как морские водоросли, хрящики колебались у рта.

Джон силился вздохнуть, но в рот лезла кожа и мясистые округлости. Он попытался приподнять сальную подушку зада и пробиться к воздуху, но напрасно. Он понимал, что трахнуть это невозможно. Что скорее всего вообще после этого никого не сможет трахнуть.

Петра приникла к его уху.

— Ну давай же, лижи. У нее никогда не случалось оргазма. Да, Дороти? Никак не удавалось.

Наверху, над ними, послышалось мычание.

— Вперед, Джон. Оргазм — это мой ей подарок. — Она мяла его обвислый член. — Какой ты бесполезный.

Он почувствовал, что Петра слезает с кровати, и минутой позже комната огласилась яростным визгом электромотора. Истерично выли передачи. Внезапно возникли воздух и свет, и Джон утер испоганенное лицо тыльной стороной ладони. Дороти лежала на спине, а Петра приподнимала ее грузные ноги, а в другой руке сжимала мерзкий притупленный предмет, дубинку вожделения, палицу Купидона, чудовищный вибратор.

— Вот это враз сработает. Ты мигом поплывешь. — Петра вонзила предмет в красную промежность подруги. Подалась вперед и нажала.

Джон заметил, как напряглись мышцы ее плеч и предплечий, как обнажились зубы и сузились глаза под грозовыми бровями.

— Ну, давай же!

Мотор сменил тон и начал бодаться своей корейской головкой.

— О! О! О! — Дороти махала руками, пытаясь защититься.

— Петра, перестань, это жестоко!

— Отвяжись! — Она сильно толкнула Джона в грудь. — Молчи в тряпочку, пока у тебя не встал. — Постарайся, дорогая. Ты можешь. Станешь нормальной. И все останется позади, когда случится оргазм.

Дороти утробно всхлипывала. Но вот она перехватила терзающую руку и вырвала пластмассовый манипулятор, но вместо того чтобы размозжить его о стену, толкая и потирая, стала пихать в себя все глубже и глубже. Ее колени разъехались, голова запрокинулась.

Джон сел на краешке кровати и обхватил руками ноги. А Петра свернулась подле лучшей подруги и била по кровати ладонью, словно рефери на ринге в ожидании капитуляции спортсмена.

— Так! Так! Так! Еще немного!

Дороти пыхтела, кряхтела, вскрикивала, ловила воздух ртом, мотала головой, выгибала спину, мотала коленями, то сжимая, то разводя в стороны. Она лезла на стену, барабаня ногами по обоям и дергая побелевшими пальцами ревущий вибратор. Грудь в поту и слезах — Дороти вздрагивала и подергивалась.

— Ну-у! Ну же!

Джон зажал уши. Но внезапно эпилептический шершаво-суконный звук прекратился. Отчаянная попытка Дороти трахнуть себя привела к тому, что она вытряхнула из прибора батарейки и те с двоеточечным стуком упали у нее между ног. Но она еще некоторое время колотила пластмассой в промежность.

«Близко! Близко! Близко!» Но постепенно сдалась. Трагическая фантазия ускользнула меж пальцев, а в кулаке почти тридцатилетней женщины остался смешной, искусственный, дешевый чревовещательный пенис. Дороти свернулась калачиком. От изнеможения и рыданий у нее вздымалась и опадала спина.

— Скорее! Скорее! Надо вставить батарейки! Ты уже близко. Черт, не лезут.

Дороти поднялась и очень спокойным голосом проговорила:

— Пойду-ка я в свою кровать.

— Дороти, не отчаивайся. Джон, попроси ее остаться.

— Заткнись, Петра. Спокойной ночи, Дороти. Все в порядке. Уже поздно, и твой день рождения закончился.

Дверь закрылась с тихим щелчком.

— Она напилась. — Петра швырнула вибратор на кучу одежды. — Ей надо расслабиться и немного сбросить вес. Но все выглядело очень сексуально. — Петра легла на спину и потянулась к Джону. — Перепихнемся по-быстрому перед сном.

— Нет. — Он посмотрел на нее с изумлением, почти с благоговейным страхом.

— Ты же не настолько устал.

Джон лег в постель и отвернулся.

— Нет, и все.

На следующее утро Джон проснулся рано и неслышно оделся. Ему хотелось уйти из этой квартиры. У Петры был выходной, и она осталась в кровати. Пока Джон кипятил чайник, открылась дверь из комнаты Дороти. Она застенчиво вышла на кухню — в майке распашонкой с изображением Винни Пуха и с простынями в горсти.

— Привет, Джон. С добрым утром. Я не знала, что ты встал.

Они посмотрели друг на друга, и Джону показалось, что Дороти вот-вот расплачется.

— Ты как?

— В порядке. Ну, не совсем, если честно. Жуткий перепой. Голова разламывается. Ничего не помню из прошлой ночи. По крайней мере с тех пор, как ушли из ресторана. Никогда так не напивалась. — В ее глазах стояла мольба. — Я не очень буянила?

— Да нет.

— Правда? И не делала ничего глупого или неловкого?

— Нет. Выпила много водки.

— И за это расплачиваюсь. Так ты считаешь, я не выглядела полной дурой?

— Конечно, нет. Да и какое это имеет значение — здесь были только я и Петра. — Джон хотел приободрить и не разбить иллюзию. Он покосился на простыни.