Потерян в море

— Неужели Фанатику надоело быть грозой морей? Надоело кормить монстра, которого сам же и создал? Ты смешон и жалок, — дух выплюнул последние слова, разразившись издевательским смехом.

Капитан же оставался спокойным, пережидая слабую попытку Каттальтты сохранить свою гордость.

— Сам ты не снимешь, — перестав смеяться, хранитель растягивала удовольствие, стараясь ужалить Грахго словами посильнее. — Ваша связь с тем миром сильнее, чем моя. Ты — жизнь. Он — смерть. И вы вросли друг в друга, как парочка уродливых близнецов. — Каттальна, приблизившись к уху Фанатика, практически коснулась призрачными губами его кожи, с изощренным удовольствием проговаривая следующие слова: — Тебе не видать счастливого конца, капитан Грахго. Нет-нет-нет. Ни тебе, ни твоему любимому кораблю.

Фанатик зарычав резко схватил духа-хранителя за шею, сжимая пальцы до побелевших костяшек, совсем как ночью, когда отбивался от призраков острова. Каттальтта забилась в его руках, напоминая полудохлую рыбу, выброшенную на сушу в ураган. Духи острова, желающие спасти своего хранителя, ударялись о невидимую границу, созданную колоннами, но не могли пройти и от этого вопили еще громче, наполняя своей бессильной яростью лес.

— Ты…не…можешь меня…убить, — Каттальтта говорила рванно, неуверенно, словно пыталась убедить в этом не Фанатика, а себя.

— И почему же, Каттальтта? — Грахго немного ослабил хватку.

— Я один из замков, держащий границу, — дух-хранитель хваталась за руку Фанатика, заглядывая в холодные глаза, в которых не было и капли жалости. Только убивающее безразличие — Нить Топони.

— Что такое Топони? Отвечай же!

— Галактика.

— Так ты путь, по которому души умерших покидают землю, — капитан несколько секунд смотрел на полупрозрачную женщину, пока его губы не изогнулись в дьявольской улыбке. — Один из замков, говоришь? — вкрадчивый вопрос заставил бы встать волосы дыбом, если бы они были у Каттальтты.

Она и вторящие ей духи закричали, в ужасе наблюдая, как на призрачных руках и ногах появляются серебристые браслеты, напоминающие кандалы. Впрочем, почему только напоминающие? Фанатик отпустил Каттальтту, оставляя на ее шее явственный, словно выжженный, след пальцев.

— Сколько вас всего?

— Много, — голос духа едва шелестел.

— Сколько нужно, чтобы открыть проход?

— Пять. Чтобы открыть небольшую щель.

Капитан, удовлетворенно кивнув, вытащил сердце Каттальтты из постамента, забирая его с собой, и направился прочь. Он нашел юнгу у одной из колон. Мальчишка свернулся калачиком, в страхе прижимая к себе бутылку вина.

— Пойдем, Малёк. Мы здесь закончили.

— Де Моро! — Каттальтта окликнула капитана, пока он поднимал юнгу на ноги. — Что теперь будет?

— Ничего. Ты продолжишь выполнять свое предназначение, но теперь еще и мою волю, — Грахго по-доброму улыбнулся. — Я сделаю здесь стоянку. Храни ее от посторонних глаз, дорогая Каттальтта.

— А мое сердце?

— Я верну его, когда ты больше не будешь мне нужна.

Что-то в глазах капитана заставило духа-хранителя вздрогнуть.

— Ты хочешь открыть?

— Да.

— Мертвых нельзя вернуть.

— Я был свидетелем обратного, — капитан посмотрел на Малька, подтолкнув его к лесу, и на прощание махнул Каттальтте рукой.

В след ему донеслось едва слышное:

— Не удивительно, что тебя прозвали Фанатиком…

* * *

Отверженный недоуменно открыл глаза. Многие слова для него были неясны. Жизнь. Смерть. Проклятый. Зачем все это, если он, живой фрегат, совершенен?

Глава 4. Боцман

"— Вам не отыскать путь, капитан. Увы-увы, — приторно сладкий голос Каттальтты таил в себе больше яда, чем иной олеандр.

— Я все же попытаюсь."

— Шах и мат!

— Так не честно! Ты жульничал!

— А вот и нет!

— А вот и да!

Звонкие голоса мальчишек разрывали сонную тишину поместья. Крики спугнули пару птиц, напугали толстобрюхую лягушку и оглушили пролетающую мимо стрекозу. Но, казалось, утомленные сиестой, обитатели резиденции семьи Мора не обращали внимание на загорающуюся перепалку. Только рыжий кот наблюдал за детьми со слабым интересом.

— Учись проигрывать.

Первый голос принадлежал худощавому мальчику лет восьми. Манжеты его рубашки были испачканы травой, а ворот расстегнут, будто у какого простолюдина. На щеке виднелась длинная царапина, оставленная котом. Да и красивые черные волосы были растрепанными и торчали во все стороны. Подобный вид казался удивительным, ведь еще полчаса назад, когда учитель оставил мальчиков, ребенка было не стыдно показать и самому папе Римскому.

— Учись играть честно!

Второй участник ссоры был не намного старше первого, хотя и выглядел крупнее и крепче. При первом взгляде и вовсе можно было решить, что они одногодки. Практически идентичная внешность, состоящая из черных волос и зеленых глаз, только еще больше способствовала этому. Но если младший выглядел настоящим бунтарем, который чуть ли не в конюшне валялся, то старший представлял собой образец опрятности.

— Я честно играл!