Ответ Корсакова неизвестен. Мы не знаем и ответа Нассау. Но о плане атаки Очакова с воды стало известно главнокомандующему, который потребовал у Суворова объяснений. «Вашей Светлости признаюсь, это моя система: план у меня больше недели, принц Нассау вчера его у меня взял, и на другой день прошли сутки. План был меня; я требовал его мыслей глухо; он мне на письме тоже почти сказал. После первого огня он заворачивает вторую линию, но чтоб Алексиано зависел от него. От берегу на полверсты опровергает набережную слабейшую Кинбурнской стену; первая линия парабольными выстрелами его протектует; как лутче меня матроз, он Вам, Милостивому Государю, лутче то опишет. К брешам транспорты мои: «а» — вправо; «б» — влево на стены и пушки, «с» — внутрь города. Тут и верный кош... Основанием — вид Кинбурна оборонительный — слабо по пункту, ежели действие не наступательное: руки развязаны, надлежит предварить басурманский флот! Вот только, Светлейший Князь!» (18 IV. 1788 г. Кинбурн.)
Итак, основная идея плана — попытаться атаковать крепость до прихода турецкого флота. Атака ведется со стороны Лимана на слабейшую стену, обращенную к стороне Кинбурна. Гребные суда, на которые предполагалось
посадить десанты, должны были действовать при поддержке парусных кораблей Лиманской эскадры, которой командовал капитан бригадирского ранга П. П. Алексиано. Из запросов Суворова Корсакову видно, что были серьезные сомнения в осуществлении задуманного предприятия. Суворов явно смущен: ведь Потемкин сделал его своим доверенным лицом, а он действовал за его спиной. Неизвестно, кто уведомил Потемкина об этом плане. Может быть, сам Нассау, может кто-то другой. Но Суворов затаил подозрение на Корсакова.
29 апреля Потемкин, посетив Кинбурн, гребную флотилию у Збурьевска и парусную эскадру при Глубокой пристани, возвратился в Херсон. Несомненно, он лично переговорил с Суворовым и Нассау, рассмотрел составленный ими план. «Я на всякую пользу руки тебе развязываю, писал он Суворову,— но касательно Очакова попытка неудачная тем паче может быть вредна, что уже теперь начинается общих сил действие. Я бы не желал до нужды и флотилии показываться, чтобы она им (т. е. туркам. В.Л.) не пригляделась. Очаков непременно взять должно; я все употреблю, надеясь на Бога, чтобы достался он дешево... И для того подожди до тех пор, пока я приду к городу. Верь мне, что нахожу свою славу [в твоей], все тебе подам способы, но естли бы прежде случилось дело авантажное, то можно пользоваться средствами. Ты мне говорил, что хорошо бы, пока флот не пришел. И кто знает, может быть, он тогда окажется, как только подступим. Позиция судов на плане в 250 саженях — это далеко для бреши» [87].
Со знанием дела Потемкин разбирает план, указывая его слабые места. Позиция парусных судов, пушки которых должны были просить орешь в стене, слишком далека, ближе подойти опасно. Крепостная артиллерия может обстрелять корабли. И, наконец, необходимо учитывать опасность прихода турецкого флота, который, пользуясь своим превосходством, мог разгромить штурмующих. Главнокомандующий не связывал инициативы Суворова, разрешив ему пользоваться обстоятельствами, если таковые предоставятся, но он хотел действовать наверняка и настоял на необходимости отложить штурм до подхода главных сил
которые уже начали свой марш к Очакову. «Главная идея операционного плана Потемкина,— отмечал Д. Ф. Масловский,— резко расходилась с суворовскою с первого же раза... У Суворова была одна частная идея взять Очаков,.. Потемкин преследовал ту же цель... но, кроме того, он хотел тем или иным путем получить господство на море» [88]. Этой важной мысли ни Петрушевский, ни последующие биографы Суворова не заметили. Из переписки с Екатериной II Потемкин уже сделал вывод о том, что поход Балтийского флота в Архипелаг может не состояться, и вся мощь турецкого флота будет обращена на Черное море. Севастопольскому флоту, поврежденному бурей, требовалось время, чтобы собраться с силами. Потемкин рассчитал, что турецкий флот постарается поддержать осажденный Очаков и откажется от активных действий. Он не ошибся.
20 мая под Очаков прибыл огромный турецкий флот всего 92 судна, среди которых находились 14 линейных коpaблей. Старый морской волк Газы Хасан-паша — командующий морскими силами Блистательной Порты в ранге капудан-паши — не был сторонником войны. Он помнил Чесменский бой, когда ему еле удалось спастись из огненного смерча, уничтожившего турецкий флот. Но султан повелел разбить русских на Черном море, и Газы Хасан должен был повиноваться. Херсонская парусная эскадра насчитывала 2 линейных корабля, 6 фрегатов; в Севастопольской эскадре было 3 линейных корабля и 14 фрегатов. Но в запасе на Лимане находились уже 65 судов гребной флотилии,— сюрприз, подготовленный Потемкиным.