Потемкин и Суворов

«Когда я себя вспомню десятилетним (т. е. десять лет назад.— В.Л.), в нижних .чинах со всеми к тому присвоениями, мог ли себя вообразить, исключая суетных желаниев, толь высоко быть вознесенным, Светлейший Князь, мой Отец! Вы то могли один совершить. Великая душа Вашей светлости освещает мне путь к вящей Императорской службе. Мудрое Ваше повелительство ведет меня к твердому блюдению должностей обеим Богам. Милостивый Государь! Цалую Ваше письмо и руки, жертвую Вам жизнию моею и по конец дней». (26 XL 1787 г. Кинбурн). Это письмо не включено в 4-х томник.

«При поздравлении тебя, любезный друг, с Новым годом, желаю тебе паче всего здоровья и всех благ столько, сколько я тебе хочу... Сей час получил я из Вены известие, что цесарские войска делали покушение на Белград: им хотелось его схватить, но не удалось. Война открылася...» (1 I. 1788 г. Елисаветград.)

Потемкин держит Суворова в курсе всех важнейших новостей, делится с ним планами предстоящей кампании. Суворов чувствует, что он на особом счету у главнокомандующего: «Вашей Светлости милостивое письмо от 13 ч. сего месяца получил. Будьте, батюшка, здоровы для нас и веселы. Чем больше Вы до меня милостивы, тем паче я боюсь проступитца по обшему несовершенству. С аулами поступлю точно по велению Вашей Светлости. Верный кош произведет здесь благочестивый парад и повеселитца...» (25 II. 1788 г. Кинбурн.)

Для лучшего обустройства войск на Кинбурнской косе и под Херсоном Потемкин заказал в Тавриде и прислал первые 500 из двух с половиной тысяч аулов — войлочных кибиток. После долгих уговоров ему удалось получить от императрицы разрешение на формирование коша верных запорожцев — казаков, оставшихся верными Родине. Формирование коша велось под непосредственным руководством Суворова.

2 марта Потемкин, пересылая Суворову константинопольские и австрийские известия, упомянул о замысле предстоящей кампании: «Суда готовить приказал я гребные с крайнею поспешностию. В Кременчуге у меня наподобие Запорожских лодок будет 75, могущих носить большие пушки. Как скоро Днепр пройдет, то и они пойдут. Естли бы сие строился в Адмиралтействе, то бы никогда их не дождалися... В крайней прошу содержать тайне: гребными судами будет командовать князь Нассау под Вашим начальством. Он с превеликою охотою идет под Вашу команду. Я бы давно его отправил, но даю время морским изготовиться для себя, а как будет готово, тогда его пришлю».

Как и Суворов, Потемкин был недоволен медлительностью и нерешительностью контр-адмирала Н.С. Мордвинова, возглавлявшего херсонское Адмиралтейство и Лиманскую эскадру. Во время бомбардировки Кинбурна в сентябре минувшего года, Мордвинов, располагая значительными силами, не решился на активные действия, заслужив от Суворова прозвище «академика». Потемкин искал настоящего флагмана для Лиманской парусной эскадры и вызвал в Херсон из Севастополя Ф. Ф. Ушакова. Но Мордвинов, воспользовавшись занятостью главнокомандующего, поспешил отослать талантливого моряка назад. В письмах императрице Потемкин жалуется на недостаточную практическую подготовку морских начальников и просит вызвать из Голландии адмирала Кингсбергена, служившего в Первую турецкую войну на Черном море. Екатерина через своих дипломатов ведет переговоры с Кингсбергеном и с живущим в Париже Джоном Поль Джонсом — знаменитым корсаром, отличившимся во время войны за независимость северо-американских колоний. Уроженец Шотландии Джонс со своими двумя кораблями наводил страх на англичан и был объявлен врагом «старой родины». «Друг мой Князь Григорий Александрович,— писала 22 февраля императрица.— Имянитый Пауль Жонес хочет к нам войти в службу. А как я вижу, что приезд Кингсбергена весьма в даль тянется, и буде приедет, то приедет поздно, а быть может, что и вовсе не приедет, то я приказала Пауль Жо-неса принять в службу и прямо поедет к вам. Он у самих англичан слывется вторым морским человеком: Адмирал Гов — первый, а сей — второй. Он четырежды побил, быв у американцев, агличан».

Потемкин поделился новостью с Суворовым, который откликнулся примечательной репликой: «Это, конечно, Милостивый Государь, Пауль Ионе, тот Американец, который опасно, чтоб и нас, трубадуров Ваших, не перещеголял».