Потемкин и Суворов

«Сколько мне кажется, то кашу сию Французы заваривают, чтобы нас озаботить, убоясь приближения смерти Прусского Короля, при которой они полагают, конечно, Императору затеи на Баварию. Сие тем вероятнее, что во Франции приказано конницу всю укомплектовать лошадьми, что у них без намерения о войне никогда не бывает. Пусть хотя и уверили французы, что не пустят нас в Архипелаг, однако ж флот потребно иметь в состоянии [готовности]. Прикажите себе подать ведомость о кораблях и фрегатах с описанием годности каждого». Это строки из записки Потемкина Екатерине, поданной в конце июля. «Разположение духов в Швеции кажется в нашу пользу, продолжает Потемкин,— но назначенный туда министр (граф Ан. К. Разумовский.— В.Л.) годится ли по нынешнему времени, где устремлять все, что можно, против французов следует? Мне сии последние Булгакова известия по многим обстоятельствам вероятны. Однако ж я надежен, что француз посол, снесясь с Булгаковым, поворотит сии дела, чтоб получить у Вас мерит (Знак одобрения (франц.) – В.Л.). К Г[рафу] Сегюру привезен большой пакет из Константинополя. Завтра он у меня будет обедать, я сам не зачну говорить, а ежели он зачнет, то из сего можно будет заключение зделать. Главное то, чтобы выиграть несколько время» [54].

Булгаков доносил из Константинополя о борьбе придворных группировок — сторонников и противников войны с Россией — и о роли французского посла при султанском дворе в усилении первых. Потемкин намеревался использовать Сегюра для сдерживания агрессивных настроений в Турции.

«Король Прусский час от часу хуже и слабее становится здоровьем,— отвечает на его представления императрица, внимательно следившая за расстановкой сил на международной арене.— Турки в Грузии явно действуют — лезгинскими лапами вынимают из огня каштаны. Сие есть опровержение мирного трактата... Против сего всякие слабые меры действительны быть не могут. Тут не слова, но действие нужно, нужно, нужно, чтоб сохранить честь и славу Государя и Государства».

Но Потемкин не согласен с такой оценкой обстановки, с выводом о необходимости немедленных действий, т. е. приближения войны.

«Почта Цареградская доставила ответ Порты, который я подозреваю диктованным от французов. Он состоит в непризнании даже и царя Ираклия подданным России; называют его неоднократно своим, — сообщает Потемкин Безбородко.— Прошу Вас зделать мне одолжение поспешить сюда приездом. Необходимо нужно мне ехать самому на границы. Боюсь крайне, чтоб не задрались прежде время» [55]. Он торопит умного и опытного дипломата вернуться в столицу и приступить к исполнению своей должности. Сам он решает ехать на юг, чтобы на месте принять необходимые меры для предотвращения войны. После консультаций с Сегюром Потемкин предлагает Екатерине неожиданный вариант: начать переговоры с Портой о заключении широкого соглашения, которое включало бы в себя не только новый торговый договор, но и договор об оборонительном и наступательном союзе.

«Трактаты дружбы и коммерции полезны будут,— отвечает императрица — но оборонительный и наступательный может впутать в такие хлопоты, что сами не рады будем. Это французская замашка противу Константина». Она лелеет мечту о восстановлении на Балканах Греческой империи. Во главе ее должен встать внук Екатерины великий князь Константин. Греческая империя, независимая от России и от Австрии, должна не только покончить с османскими владениями в Европе, но и стать буфером между двумя державами-соперницами на Балканах. Иосиф II не высказывает никаких замечаний относительно проекта своей союзницы. Может быть, он считает его слишком фантастическим. Важно отметить, что Потемкин, которого некоторые историки называют автором «греческого проекта» (на самом деле идея была высказана Безбородко), занимает более осторожную и реалистическую позицию, чем его государыня. По поручению Екатерины он разрабатывает план на случай войны с Портой, предусматривая в первую очередь активную оборону Херсона и Крыма. 30 мая Храповицкий записывает в своем дневнике слова императрицы по поводу обсуждения в Совете плана Потемкина: «Возражение Кн[язя] Вяземского на план Г. А. Потемкина... Кн[язь] Вяземский], Зах[ар] Чернышев и Н. И. Панин во все время войны разные делали препятствия и остановки; решиться должно было дать полную мочь Г[рафу] П. А. Румянцеву, и тем кончилась война. Много умом и советом помог Кн[язь] Г. А. Потемкин. Он до безконечности верен, и тогда-то досталось Чернышеву, Вяземскому, Панину. Ум Кн[язя] П[отемкина] превосходный, да еще был очень умен Кн[язь] Орлов, который, подущаем братьями, шел против Кн[язя] Потемкина, но когда призван был для уличения К[нязя] П[отемкина] в худом правлении частью войска, то убежден был его резонами и отдал ему всю справедливость... К[нязь] Потемкин глядит волком и за то не очень любим, но имеет хорошую душу; хоть дает щелчка, однако же сам первый станет просить за своего недруга». В конце беседы императрица уверенно заявляет о том, что будущее кажется ей прекрасным: на случай войны уже припасено 15 миллионов рублей.