Посылка из Полежаева

— Так ты бы хоть в это время охапку дров притащил…

— А ты мне про дрова не говорила…

Варвара Егоровна задохнулась от обиды: как это так не говорила? Но Тишка снял напряжение. Выкатился из-за Славкиной спины розовощёкий, глазёнки горят.

— Мамка, а я и за дровами схожу… Я тебе помогу ещё и пироги стряпать…

Валенки у него уже оттаяли, не стучали, как кованые сапоги, и после них оставались за Тишкой следы.

Тишка волчком вылетел за дверь. Нехотя потянулся за ним и Славик.

— Ой, Славка, Славка, — бросила ему вдогонку Варвара Егоровна, — что бы ты и делал без младшего брата?

— В твоей любови купался бы…

Ну не златоуст ли — за словом в карман не полезет. Одно примиряло с ним Варвару Егоровну, что Славка учился хорошо: редко когда четвёрку схватит — сплошь пятёрки. И Варвара Егоровна, заглядывая наперёд, видела уже старшего сына в инженерах, в городе. Там ему не надо будет ни дров, ни воды носить — варила бы голова… А голова у Славки была не дырявая.

Тишка тоже успевал по всем предметам неплохо, получал «четыре» да «пять». Но третий класс не шестой, неизвестно ещё, с какими оценками он подкатит к шестому классу.

— Ну, этот и со мной останется, так не беда, — вздохнула она, не заметив, что заговорила с собою вслух. — Кому-то надо жить и с родителями.

Тишку она мысленно уже определила для колхозной работы. И думала, что если младший сын удастся в отца — возьмёт характер Ивана, то с трезвой-то головой да с такой-то прилипчивостью к работе будет тоже не на худом счету, и его тоже приставят к хорошим машинам. Не прицепщиком на плуге станет сидеть, а на том же зернотоку, который готовит к сдаче отец, будет нажимать на разноцветные кнопочки.

Ребята принесли по охапке поленьев. Славик сразу же отвалился в горницу, сел за учебники. А Тишка закрутился на кухне вокруг матери.

— Мамка, ты пироги пеки, а я хочу каравай…

— Руки-то сначала ополосни, — теплея сердцем, улыбнулась Варвара Егоровна. — Тесто ещё не подошло для твоего каравая.

5

Тишка лазил на подволоку не только за сковородниками. Он прежде всего хотел отыскать в отцовском ящике с инструментами трёхгранный напильник и полотно маленькой, в половину школьной линейки, пилки по металлу. Вообще-то напильники и пилки имелись и в избе, но находились у отца то и дело в ходу, и их пропажа обнаружилась бы буквально на другой день. Лучше было забраться на подволоку, где хранилось в одном ящике то, что уже отслужило свой век, а в другом — постоянно обновляемый запас плотницкого и слесарного инструмента, ещё в заводском масле, в пергаментных упаковках: долота, стамески, гвозди, шурупы, лобзики, крючки, напильники, ножи к рубанкам, шпингалеты к оконным рамам и даже какие-то шестерёнки и цепи — ну, это уж, наверно, ко всякого рода механизмам на зернотоке.

Тишка выбрал два самых коротких напильника, вытащил из пергаментной упаковки негнущиеся, в затвердевшем солидоле, три змейчато-зубастые пилки. У него, правда, полной уверенности в их предназначении именно для того, для чего нужно ему, не было: то ли они применяются для выпиливания из фанеры, то ли для перерезания железных прутьев. Других пилок в ящике не лежало. Да Тишка при всём при том недавно видел, как отец точно таким же полотном работал, выравнивая металлические карнизы. И Тишка, хоть и сомневаясь, но всё же решил, что и те, что он отобрал, именно для железа. Он оторвал от пергамента лоскут и завернул в него пилки, оторвал ещё лоскут и завернул напильники. Потом засунул оба свёртка в карман пальто. И совсем забыл, что прилез за сковородниками.

Внизу кричала на Славку мать — за то, что он уронил вёдра, и Тишка, опасаясь, что она поднимется к нему на подволоку и застанет его с отцовскими инструментами в руках, засуетился, не зная, куда спрятать пергаментный свёрток. Наконец он сунул его во внутренний карман пальто и, запахнув полы, застегнувшись на одну верхнюю пуговицу, спустился по шаткой жердёвой лестнице на сеновал, откуда через дверь вышел в сени. Мать разгорячилась, как кипячёный самовар, и на Тишку даже и не взглянула. А Тишка увидел её и сразу спохватился, что о сковородниках-то он и думать забыл. Первым его желанием было снова юркнуть на сеновал и забраться на подволоку, но разумом-то Тишка понимал, что делать этого не следует: мать переключит тогда свою ругань на его голову. «А ты чего лазишь взад-вперёд? Паутину, что ли, не всю ещё на себя обобрал?» Паутины, кстати, на нём было уже предостаточно. Тишка поотряхивал её и, глупо улыбаясь, застегнул на пальто две другие пуговицы.

Мать изводила своё сердце на Славку:

— У тебя что, руки отсохли? Пустого ведра не удержать?

— Да я нечаянно, — оправдывался Славка.

— За нечаянно бьют отчаянно, — не зная зачем, вклинился в чужую беду Тишка.