Посвящение

Земля была мягкая, ласкала босые ноги. Он старался как можно глубже зарывать в нее пальцы. Колючие комья скользили под ногами.

«Хорошо, что я босиком».

Дело шло медленно. Берег становился все круче, Балог только что не пахал носом землю. Немного помогал серп: он втыкал его в глину и подтягивался — еще чуть-чуть и еще…

Обратного пути не было. Идти можно было только вперед. Если обернуться и не удержаться — а он нипочем бы не удержался, — тут же рухнешь в воду. Он знал это, а потому старался об этом не думать. Смотрел только вверх и видел перед собою заросли лозняка, а над ними — береговую кромку.

«Еще шаг — и готово».

Он снова взглянул вверх. Рубашка на спине треснула, он отпустил руку — всего на мгновение, — чтобы проверить, сильно порвалась или нет, и в тот же миг земля шевельнулась у него под ногами. Он скользнул вниз, но кусок земли, оторвавшийся от верхней кромки, все равно настиг его, обрушился на плечи погреб под собою.

— Люди!

Он пошевелил головой, отплевываясь. Земля с такой силой давила на спину, что не было возможности пошевелить ногами, хотя вообще-то он чувствовал, что мог бы их освободить.

— Подохну я тут, — громко сказал он.

В двух шагах от него текла река. Теперь она не столько пугала, сколько вселяла уверенность.

Он снова попробовал пошевелить ногами. Подчинилась только правая. Он шевелил ею, шевелил, пока не почувствовал воду. В этом месте было мелко, поэтому, упершись ногой в песок, он смог высвободить и вторую ногу. Земляная глыба задела его краем, поднимись Балог на полметра повыше, остался бы под нею навеки.

Он уселся на едва не погубившую его глыбу и сказал:

— Повезло мне.

Вместе с землей кое-где опустилась пониже и лоза, да и ту, что осталась на месте, теперь не составляло труда достать.

Он поднял серп, валявшийся у самой воды, и медленно, спокойно нарезал две охапки лозы.

Взяв их под мышку, он направился к мосту. Только по мосту можно было добраться туда, откуда он отправился утром. У него оставалась еще одна сигарета и каштаны, которые надо будет поджарить. Он проверил спички. В коробке прятались две последние.

Дорога к железному мосту шла мимо устья, мимо пляжа, мимо деревянных домишек. За деревьями на пляже тянулась пешеходная тропа.

На большом железном мосту, светло-сером от солнечных лучей, Балогу пришлось остановиться. Руки опустились от усталости, охапки скользнули вниз. Он прислонил их к перилам, а сам сел между ними, опершись о перила спиной. Мимо проезжали телеги, велосипеды, но ему не было до них дела. А нарядным людям не было дела до него.

На мосту свежий запах воды бил в ноздри сильнее, чем на берегу.

Он медленно поднялся, потянулся к охапкам осторожно, словно боясь раздавить их, как яичную скорлупу. Рука скользнула по гладким прутьям.

Еще идти и идти.

Надо добраться до тех кустов, где осталась одежда, а потом дотащить лозу до дому.

Он спустился с моста и повернул налево. Над головой шумел орешник, внизу, в тени, плескалась вода. Отсюда пляж казался еще более заброшенным. Кто-то сидел на берегу в полном одиночестве. Смотрел на воду и чертил пальцем на песке.

Внезапно поднялся сильный ветер. Балог тут же взглянул на небо и сказал сам себе: «Будет дождь». Воздух наполнился шумом тополей, что росли за пляжем.

Неподалеку от тропки Балог нашел те самые кусты, где оставил куртку и ботинки. Он прислонил охапки друг к дружке, наломал веток и обложил лозу со всех сторон. Получилось нечто вроде шалаша.

Он уселся под охапками лозы лицом к реке.

Дождь застучал по листьям. «Пустяковый дождик. Покапает и пройдет…»

Балог достал вторую сигарету, полученную от сторожа. Постучал по ней с двух концов — собственная рука показалась ему на удивление легкой. Он медленно поднес сигарету ко рту. Не сразу сообразил, в каком кармане спички. Зажал сигарету в зубах и принялся шарить в карманах. В нос ударил запах табака, Балог блаженно зажмурился. Глубоко затянулся и прислушался к себе, чувствуя, как дым проникает все глубже и глубже.

Горящий конец он, как всегда, прятал в ладони, а между затяжками внимательно разглядывал сигарету.

А еще он смотрел на охапки лозы, стоявшие прямо перед носом. Яркие желтые прутья блестели в каплях дождя.

Он прямо-таки чувствовал их под пальцами — он плетет, а они покорно гнутся в руках.

10

Словно полк солдат загромыхал за спиною — цыгане приближались сзади, по тропинке.

— Гляньте-ка, нашел-таки лозу.

Остановились, загородив от него реку. Уставились на него и на лозу.

— Где ты взял ее, а, Михай, это же сокровище…

— Нашел.

— Слушай, Михай, — сказал курчавый Эрне, — дай мне сигарету. Я целый день не курил.

Остальные столпились у него за спиной.

— Нету у меня.

— А что же ты куришь?

— Это последняя.

— Последняя?

— Да.

— Я тебе всегда давал. Дай сигарету.

— На свадьбе что, сигарет не было, что ли?

Они молчали, глядя на Михая в упор. Глаза их горели — теперь они его ненавидели.

— Дашь или нет? — спросили снова.

«Со свадьбы их выперли. Теперь у них нет ни филлера, а вечером возвращаться на работу». Эрне наступил ему на ногу.

— Дашь или нет?

— Нету у меня.

— Тогда дай ту, что в руке.

— Не дам.