Посвящение

Стоило ему сорвать кукурузный початок, как за спиной послышался голос:

— Выходит, мы и по воскресеньям воруем, ни свет ни заря.

Михай Балог в страхе выронил серп и обернулся.

Перед ним стоял сторож.

— Доброе утро, — сказал Михай Балог.

— Я тебя уже однажды ловил, когда ты дрова воровал. Только нынче собаки при мне нету. Придется самому тебя загрызть.

— Вы же видите, у меня в руках ничего нету. Куда мне прятать? Мне всего один початок и нужен, на рукоятку серпа надеть. А то работать не смогу. Смотрите сами: куда мне прятать? В карманах у меня — каштаны, не в ладонях же прятать.

Сторож подошел к зарослям люцерны, посмотрел на Михая, но ничего не сказал. Михай Балог тоже остановился на люцерновом поле. Сторож внезапно спросил:

— Жену вчера похоронил?

— Вчера.

— Сколько лет ей было?

— Сорок семь.

— Сорок семь? Вот и моей тоже. Ей и сорока семи не было, когда померла. Я слыхал, твоя тоже от рака. Подлая болезнь, вот уж подлая, так подлая.

Михай Балог пошатнулся.

— Да.

Сторож закурил, давая понять, что не торопится и расположен побеседовать. Угостил сигаретой Балога.

— Не могли бы вы дать еще парочку? Мне целый день лозу собирать, а у меня ни одной нету. И спичек тоже.

— Чего тебе надо? Лозы? Да где ты ее теперь возьмешь? — спросил сторож, протягивая Балогу сигареты и спички.

— Здесь где-нибудь.

— Здесь? Я еще на прошлой неделе ничего не нашел. Все дружки твои, с поселка, они все обобрали, и деревенские тоже.

— Мне очень надо.

— Надо или не надо, а лозы и за десять километров не сыщешь. Разве что чахлая какая-нибудь да коротенькая.

— Мне надо.

— Кому эта лоза нужна, зачем?

— Попу.

— На ужин, что ли?

— Я обещал корзины сплести, за молитву.

— Толково, нечего сказать. Я у тебя кое-что спросить хотел… Ты где работаешь?

— На дорожном строительстве.

— Хорошее место?

— Хорошее.

— А платят как?

— Прилично.

— Бросил бы я эту работу. Платят мало. Все бы ничего, да денег мало дают. В этом вся закавыка.

— Да. Без денег шагу не ступишь. Вот ты, то есть я хотел сказать, вы…

— Давай, давай на «ты».

— Одним словом, даром только птички поют. Ты вот ходишь себе, ходишь по полю, а толку мало.

— Мало.

Михай Балог с наслаждением затянулся. Сигарету он прятал в ладони, дым змеился между пальцев.

Он был горд собой. Сигарета освежила его. Сторож разговаривал с ним, словно с приятелем. «Сегодня день хорошо начался», — подумал он. Но особенно приятно было то, что сторож, можно сказать, попросил или вот-вот попросит устроить его на работу.

— Я тебе вот что скажу. Поехали со мной. Тебя сразу возьмут, прямо сразу…

— Да что ты…

— Верно говорю. Рабочую одежду выдадут, плата всего семьдесят форинтов в месяц.

— За что?

— За общежитие.

— А готовить там можно?

— Можно.

— Семьдесят форинтов? Недорого.

— Недорого.

На прощание сторож долго тряс ему руку.

— Подумаю, — сказал он.

9

Балогу давно не приходилось бывать на берегу Самоша.

Он любил эту речку: она была неглубокой, в детстве он пешком переходил с одного берега на другой.

Он хорошо это помнил.

«Может, и сейчас перейти?» Балог сжал рукоятку серпа и подтянул брюки. Давешний разговор со сторожем не шел у него из головы. Вдруг из-за кустов послышались громкие крики и хохот.

— Гляньте-ка, Михай здесь! В такую рань!

— Куда вы идете?

— На свадьбу.

— Это хорошо.

— Куда ты вечером запропастился, Михай? Мы тебя искали, думали, выпьем после похорон. Вместе…

— Я дома был.

— Тебя кто-то пьяным видал, ты под деревьями валялся. Спал вроде…

— Я не пил.

Они смотрели на него и смеялись. Говорил курчавый Эрне. Рядом с ним стояла все та же девица. Остальные переступали с ноги на ногу, засунув руки в карманы, равнодушно поглядывая то на реку, то на Михая.

Соревновались, кто дальше плюнет.

— Пошли с нами, Михай. У нас скрипка есть.

— Я не могу.

— Чего тебе надо? Нынче воскресенье. Развлекаться надо… Не век же тебе жену оплакивать. Какое у тебя дело?

— Лозы набрать.

— Лозы? В поселке все только и спрашивают, не знаем ли мы, где лозу найти. В Пешт за лозой собираются. Зря, говорим, в Пеште лоза не растет.

— Слушай, Михай, все равно лозы тебе не найти, хоть ты лопни. Понял? Пошли с нами. — Это они говорили уже на ходу.

Михай смотрел им вслед, радуясь, что его оставили в покое. Он мог бы сдружиться с ними, да вот только неуютно ему было среди них. Не любил он шума и, если можно было, всячески избегал.

Лучше всего Балогу были знакомы рассвет и утро. Он всегда вставал на заре и всегда рано ложился. Он безошибочно мог сказать, когда кончается утро и начинается день. По силе ветра, по движению теней и облаков — да мало ли по чему. Даже в городе, среди высоких домов, он подолгу смотрел на небо, и не было случая, чтоб он не предсказал заранее дождя. Другие тоже угадывали — там много было народу из деревни, — но всегда позже, чем он. «Дождь собирается», — говорил Балог, и тот, кто его слышал, поднимал глаза к небу, разглядывал горизонт и всегда в конце концов соглашался.

«А сейчас еще утро».