Мы предались веселью, понемногу возвышая тон. Через полчаса показались три заспанные соломенноголовые рожи. Здесь и хозяин присоединился, сообщая какой интерес вызвал автомобиль и весть о гостях, но перед тем как “выйти на люди”, нужно всё обсудить. В целом мы и так обязаны зеленоглазому мужчине, задерживаться причин нет, однако хозяин — местный председатель — разрешил оставаться столько, сколько нужно. В нашем случае, это подразумевает, что можно возвращаться при необходимости.
Всё потому, что руин оказалось несколько. Авторы книги, описывают храм и поселение возле довольно мало, больше там уделяется внимание важности ритуалов. В итоге, мы имеем забытый среди предгорий храм и два удалённых поселения. Опять же со слов председателя Верхней Каменки, нужно быть осторожным — тропы старые, а от дорог остались только едва видимые просеки. Самая ближняя точка — покинутая старая деревня, потом будет храм в часах трёх ходьбы, а дальше несколько домов служителей и патриарха. Получается разница примерно в день пути между ближней и дальней точкой, поэтому, мы можем возвращаться или отправлять группу, если что-то найдём. Ну, а старая деревня в полудне отсюда.
В дополнение получили ориентировки по ручьям и родникам — для местных руины тоже привлекательны, особенно детям. К счастью, в храм они не ходят и там могут быть артефакты. Решаем выйти сегодня, после обеда.
— Ты словно немного огорчился, — обратилась магистр.
Идём с Вероникой купить продуктов в местных лавочках.
— Ну, так, самую малость, — отвечаю я. — Просто, ещё ночью захотелось погулять по деревне.
— Дольше, чем сейчас? — уточнила она удивлённо.
— Наверное. Трудно сказать, уже ведь о другом мысли, — улыбаюсь я, заглядывая в глубины фиалковых глаз. — Первый поход на носу, а я и обуви-то туристической не носил.
Вероника озаряется улыбкой перед ответом:
— Всё ясно. Это и мне в редкость, так что будем вместе переживать.
— Хах, да уж.
Дом перед площадью остался за спиной, а почти разошедшиеся люди, встречают любопытством и приветствиями. Ватага детей, в свою очередь, заняла “оборону” вокруг машины и увлечённо исследуют каждую деталь, пара смельчаков уже на крыше. Я с чувством и шумов вдыхаю воздух — такой благоухающий и свежий. Вода, предгорья и лес создают просто уникальные условия для жизни, а вторит им солнышко. Оно то спрячется за мясистой тучкой, то вновь зальёт зеленеющую округу светом. Чувствую, как ночные впечатления начинают развеиваться под мощной дневной атмосферой.
Лавочки — это небольшие магазинчики в некоторых домах жителей. Председатель деревни рекомендовал идти сейчас, потому что скоро закроются до четырёх-пяти вечера — таковы местные традиции. Вновь колыхнулись воспоминания о Тохе, где тоже всё давным-давно установилось и время будто на отдых приходит. Я слышал о том, что потоки переселенцев из города в деревню и обратно, примерно равны, поминая Вадо, можно говорить о справедливости таких рассуждений.
Почти все нужные продукты нашлись в первой лавке. Приятная пожилая женщина отпустила нам покупки, а заодно подсказала где найти недостающее. Всё общение проходит тепло и открыто, что соответствует расположению лавки — это часть дома, а за ширмой хозяйского входа уже жилая часть и именно оттуда показалась женщина. Глазам приятно гулять по нескольким полкам товаров и паре холодильников. Маленький, совершенно без броских цветов, магазинчик, где можно зайти за хлебом и проболтать час.
Выходим уже с улыбками и переглядываясь. Дальше путь пролегает по асфальту центральной улицы, добираем необходимое и обратно. В принципе, мне хватило маленькой прогулки, чтобы утолить жажду впечатлений, теперь внимание вернулось к Веронике и скорому выходу в поход. Сегодня девушка вновь в брюках и рубашке цвета хаки — это новый для меня образ, ведь раньше были скорее женственные или строгие. Произошло слияние стиля и вздорности, беспечного веселья, со свойственной Веронике мягкостью граней. И тугая плотная коса лишь добавляет яркости. Но всё же, за простой одеждой не скрыть лица и здесь мою грудь начинает томить чувство — восхищаюсь печатью высокой духовности, сенью человеческого достоинства и совершенством форм и граней. Лик дочери рода Исинн выточен самим Творцом и дарован для вечной неги от созерцания.
Нога спотыкается об последнюю ступеньку и я досадно растягиваюсь на крыльце. Ушибленные места тут же начали жечь и болеть, но скорей спешу подняться. Девушка бросается на помощь и словно весенним потоком смываются досада и ощущения ушибов. Лицо Вероники оказывает очень близко и дыхание жаром обдало лицо, чувствую рванувшуюся к нему кровь. За протянутую руку берусь символически, предварительно отряхнув свои. Уж не знаю, всё ли поняла по моему раскрасневшемуся виду Вероника, но и сама в смущении.
— Не сильно ударился?
— Всё уже хорошо, почти не болит.
— Фух, Матус, у меня аж сердце зашлось, — сказала она, распахивая глаза.
— Прости, я чего-то замечтался, — ответил я виновато.