Postscript

– Следовать протоколу, – говорит Шэрон и делает рукой жест, пропуская меня вперед.

Смеюсь, глубоко вздыхаю, вхожу.

И тут персонал – благожелательней некуда. Они тронуты моим рассказом, охотно берутся выполнить все, что от них требуется, и даже предлагают бонусом наколоть Рите, когда она явится, татуировку бесплатно.

День был длинный, мы притомились и хотим поскорее его закончить. Последний пункт назначения – дом в Гласневине.

Шэрон читает лимерик:

Дама Горечь в раздоре с сестрой,
Потеряла душевный покой.
Но ведь это сестра!
И давно бы пора
Им обняться под крышей родной.

– Что за дама Горечь? – интересуется Шэрон. – Или это общее имя нам всем примерно этак через полгода?

– Это Рита, – говорю я, а сама холодею от страха, который вселила в меня Дениз. – Дом принадлежит ее сестре-близняшке, они там обе родились и выросли. А потом рассорились, когда их мать умерла, не смогли имущество поделить. Сестра все себе забрала, они перестали разговаривать, и семьи их тоже.

– Люди гибнут за металл, – резюмирует Дениз.

– Что-то мне кажется, туда тебе лучше одной, – советует Шэрон, и я с ней не спорю.

Ковыляю по тропке, проложенной по пестро цветущему, чистенькому и ухоженному садику. Звоню в дверь. На звонок отзываются не сразу, и хотя я виделась с Ритой всего несколько раз, они с сестрой очень похожи. Ну, может, у этой взгляд чуточку жестче. Недоверчиво смотрит через дверное стекло, и до меня вдруг доходит, что открывать мне она не намерена.

– Меня послал Берт.

Щелкает замок.

– Что им нужно на этот раз? Моей крови? – ворчит она, приоткрывает дверь и, шаркая, идет в глубь дома. Иду за ней, и мы оказываемся в комнате, где стоит телевизор.

На кофейном столике телепрограмма с обведенными шариковой ручкой передачами. Опираясь на трость, морщась от боли, она тяжело усаживается в старое, потрепанное кресло.

– Вам помочь? – делаю я шаг.

– Нет, – бурчит она, переводит дыхание и поплотней запахивается в кофту. – Тазобедренный сустав заменили, – сообщает она и смотрит на мою ногу. – А с вами что?

– Такси сбило, когда я ехала на велосипеде.

– Да уж, они думают, дороги их собственность. Вы что, юрист?

– Вот уж нет!

– Так кто же? И что им от меня нужно?

Достаю из сумки конверт, подаю ей:

– Берт просил меня передать вам вот это. Но открывать конверт вам не нужно. Письмо для Риты. Он хотел, чтобы я его тут оставила, а она потом – забрала.

Она смотрит на конверт так, будто это бомба.

– Передайте ему, пусть у себя это держит. Я столько лет ее не видела. Берт это знает. Не знаю, что это он затеял. Какие-то странные игры. Нездоровые люди, моя сестра с ее муженьком.

– Сегодня днем Берт скончался.

Гнев сползает с ее лица, рот приоткрывается, безмолвно охнув.

– Я недавно слышала, он был в больнице. Что случилось?

– Эмфизема.

Она сердито трясет головой.

– Он курил, да как! По две пачки в день! Я ему говорила: Берт, эта пакость убьет тебя, но разве он послушается! – И, стихнув, крестится: – Упокой Господь его душу.

– Я несколько раз беседовала с ним перед самым концом. Он хотел оставить письма для Риты в тех местах, которые многое для нее значат.

– А, так он задумал исправить причиненное зло? Очень это мило, когда ты уже мертвый. Не нужно делать ничего самому. Да и она сюда не поедет, – распаляется она снова. – Семь лет с ней не общались! Только через юристов! Нет, еще и письмо она мне прислала, бессовестная. У меня все ее письма есть, можете почитать, если хотите, тут-то вам ясно станет, какое она чудовище.

– Я здесь не для того, чтобы принимать чью-то сторону, – мягко говорю я. – Я не знаю, что между вами произошло, и никого не сужу. Он попросил меня доставить вам это письмо, и я обещала ему, что доставлю.