Посторожишь моего сторожа?

— Как хочешь, не верь, я говорю правду. У меня ничего нет. Иначе я бы… не просил у тебя работу, — упавшим голосом закончил Альберт.

На вопрос о личных сбережениях он странно рассмеялся. Ошеломленный его непрактичностью, Альбрехт разразился речью о глупости старшего кузена и что «все давно устроились, абсолютно все — кроме тебя».

— Ты меня все больше изумляешь, Альбрехт. Был уличный мальчишка, витрины бил, хулиганил — а кем стал? Рассказываешь мне о практичности!

— Ну, ничего неизменного не бывает. И не так уж я сильно изменился. Если бы не партия… Я коплю и скоро куплю собственное жилье.

— С ужасом ожидаю продолжения. Да, я уже слышал такие истории и могу предсказать, чем ты кончишь. Заделавшись хорошим работником и завоевав уважение в партии, ты накопишь деньги, купишь дом, присмотришь себе поблизости невесту, этакую улыбчивую и скромную Маргариту, женишься на ней, сделаешь с ней несколько детей, угрохаешь на это все деньги, опять станешь копить, чтобы выучить их и оставить после смерти приличное наследство, тем временем на работе получишь повышение и обрадуешь жену, которая по этому поводу на неделю даст тебе отдых, перестав тебя пилить из-за нехватки денег и твоих поглядываний на сторону, затем ты станешь копать под своего начальника, желая занять его место…

— А мне нравится, неплохо! — слабо рассмеялся Альбрехт. — Но ты любую мелочь обратишь в невообразимую пошлость! Я не стану жить как те же Гарденберги. Ты, кстати, бываешь у них?

— Угу.

— И как?

— Ни лучше, ни хуже остальных.

— Герман прав: снобы и мещане! — резко ответил Альбрехт. — Она и старше его, так?..

Имевший мнение, отличное от его, Альберт все же промолчал. Смягчившись и, кажется, что-то сообразив, Альбрехт заявил:

— Берти, если кратко, могу спросить в криминальной полиции. Но, если возьмут, то не за старый стаж и не за красивые глаза. Хочешь, узнаю?

— Хочу… Спасибо.

— Не за что пока. Я позвоню. А пока… хочешь, угощу тебя обедом? В двух кварталах хорошее кафе.

Позвонил он через пять дней и, дождавшись, пока Мария передаст трубку его кузену, пропел в нее:

— «…Сегодня я, завтра он, послезавтра ты, а автомат мой…». У меня есть вакансия. Слушаешь?.. Работа грязная, на земле, не за столом, как ты привык. Я сказал, у тебя большой опыт в криминальной психологии и в особо тяжких… Ага, особо тяжкие, на местах. И небольшие дополнительные обязанности, без них должность не получишь. Извини. Германн сильно на тебя разозлился. А в криминальной его невзлюбили. Это… больше ничего. Хочешь?.. Обратись к Т., запиши число и время. Он хочет проверить тебя и твои… нервы.

Указанный Т. оказался маленьким человеком в больших круглых очках и с обширной лысиной на затылке. Приветливо улыбнувшись, он выложил временный документ и прошелестел в полной тишине:

— Я сожалею, что мы ставим вас в… это положение. У нас не хватает людей, а приказ поступил.

За документом появился лист с фамилиями.

— Но… мне сказали, что… то есть я таким не занимался. Я работал в прокуратуре. Я сам никого не арестовывал.

— У вас все получится, — тихо ответил человек.

Ужас от глупости его положения и злость на Альбрехта, засунувшего его в эту историю, лишили его способности мыслить быстро и логически.

— Поймите меня правильно, но у меня, во-первых, нет полномочий, я у вас не работаю… и я… — Что же возразить? Что возразить? — И я не знаю, по какому обвинению…

— Шпионаж в пользу соседнего государства, экстремизм, действия, подрывающие внутреннюю целостность государства или же оскорбляющие ее государственные символы, планирование и подготовка террористических атак на территории нашей страны с целью подрыва государственности, это — уже на третьей странице. Какие-нибудь еще вопросы? Вы собираетесь работать или так, просто пришли?

— Нет, только… — Он мельком взглянул на список на столе. — В вашем списке могут быть мои знакомые по партии. Или кто-то из… Это же…

Это же репрессии!

— Лица, нарушившие закон, обязаны быть привлечены к ответственности вне зависимости от того, дружили мы с ними или нет. Вам не нужно будет применять силу. С вами будет группа, ей все разъяснено, вам будут беспрекословно подчиняться… Так вы работаете или нет?

Черт бы побрал Альбрехта с его «сегодня я, завтра он, послезавтра ты». Не послушаться ли Марию, не сбежать ли, заняв денег у нее или Аппеля, или Кроля, сбежать в неизвестность, в незнакомые места, в чужой язык, в вечные поиски непонятно чего…

— Хорошо, — быстро сказал он. — Я согласен на ваши условия.

Зачем я это делаю, спрашивал он себя, зачем я соглашаюсь на то, что не хочу, нет — считаю неправильным, зачем я соглашаюсь с партией, если не люблю ее, зачем не уезжаю, зачем пытаюсь служить во имя того, что не принимаю? Лихорадочно он копался в своей голове, надеясь отыскать ответ: почему, чем дальше, тем меньше он сопротивляется? Страх из бессознательного мешал мыслить здравомысляще.