Посторонним В.

Сколько я ни втягиваю жадными ноздрями, сколько ни выпускаю невидимых цанговых щупалец из глубин изнасилованного мозга, сколько ни сканирую воздух нагретый и предательский, никогда не улавливаю ни молекулы запаха его жены. Его жены, с полным правом сидящей на этом переднем сиденье, оставляющей на этом подголовнике длинные черные волосы, оставляющей в зеркале круглые черные глаза, оставляющей на подлокотнике теплые изящные пальцы с аккуратно подстриженными ногтями, оставляющей на идеально вычищенном коврике свою выпотрошенную, обсмеянную, пустую душу. У меня у самой такая, я знаю, о чем говорю. Через сорок минут я выйду на своем обычном месте, площадь Революции, пойду в ребенкину школу, забирать сына после занятий, вторая смена, восемнадцать сорок пять, не забыть вторую обувь в мешке от IKEA, нас встретит мой муж, поцелует меня прохладными твердыми губами, а звездный В. развернется и по кругу, по кругу – вернется к общему ужину семьи, кушать лапшу с грибами или борщ. Или бифштекс по-татарски, или селедку в горчичном соусе. Котлеты де-воляй? Яичницу-глазунью?

Смаргивая злые слезы, я роюсь в сумке, я роюсь в сумке так долго, что ехать нам осталось уже около тридцати минут, хорошо:

– Представляешь, – говорю я наконец, откусывая найденное зеленое яблоко, – оказывается, Duran Duran давно уже записали новый альбом, «Red Carpet Massacre», и знаешь, с кем?

– С кем, – отзывается В. через затянутую паузу, он всегда сосредоточен за рулем, и можно себе представить, как он в операционном зале проводит скальпелем по живому телу.

– Нет, ты угадай, угадай, угадай! Ну угадай!

Быстро пережевываю яблоко, стараясь не чавкать свиньей. Его жена накрывает на стол, свежже-выглаженная скатерть имеет полагающиеся складки, пересекающиеся под прямым углом и в нужных местах, полотняные салфетки без единого пятна увернуты фигурами птиц, умница дочь своею волей музицирует за роялем. Кажется, что-то из Ferenz Liszt, пусть, пусть.

– С кем, – без интонаций переспрашивает В.

– Ни за что не поверишь – с Джастином Тимберлейком! Представь, он как-то напился с Саймоном Ле Боном и взялся слушать их еще недоделанный альбом, а потом возьми и скажи: вам как воздух нужен новый Ordinary World, оказалось, это любимая песня его детства.

Снимаю перчатку и сильно щипаю себя за руку. Останется синяк, пусть, пусть. Давно подмечено, что хорошая физическая боль отвлекает мозг на себя.

И.

И.

И?

– Обыкновенный мир? – переводит В., лингвист-любитель.

– Наверное, я не говорю по-английски, ты же знаешь. Просто сама очень люблю Ordinary World и всю жизнь думала, что выше этого уровня они уже не поднимутся, Дюраны. Но иногда очень приятно ошибаться… На пластинке нет ни одной плохой песни, нет даже ни одной слабозапоминающейся, я за сегодня уже раза три прослушала… на работе и вчера еще дома, вечером.

Еще минут пятнадцать.

– Вера, Вера, Вера, – передает какими-то морскими позывными В., – а что мы будем делать через год, два, как думаешь, а?

– Ехать в твоей машине, только она уже будет какой-нибудь ламборджини-дьябло? – предполагаю я, неуверенная в терминах, как бы шучу.

Скользкая тема, как и пол в стеклянном доме, где нельзя кидаться камнями, пословица.

Скользкая тема, как и то, что все останется по-прежнему – складки от утюга, отсутствие запаха в салоне автомобиля, школа моего сына, успехи его дочери. Немного сложно болтать всю эту чушь, очень сложно, но:

– Так вот, а название «Побоище на красной дорожке» они взяли потому, что Саймон Ле Бон считает это отличной метафорой сегодняшней поп-культурной оргии звезд, а Джон Тейлор уверен, что пластинка – это их шедевр…

– Я, – говорит В., не отрываясь, смотрит на дорогу впереди, – не хотел так. Я думал, офигенный секс. Одноразовая гастроль. Я думал, веселая девчонка с фантазиями. Такая покорная, жутко в меня влюбилась, смотрит, слушает, открывши рот. Красиво говорит приятные вещи. Красиво делает приятные вещи. Все легко. Все просто. Все мне нравится. Да, мне нравится – когда просто! Это плохо?

Замолкает, мы чуть притормаживаем на повороте, заворачиваем за угол, и еще раз, скоро приедем, еще минут пять, не больше, или даже четыре, зависит от светофоров. Не надо, В., пожалуйста. Не хватит ли на сегодня боли? Поговорим о музыке? Поговорим? Три минуты.

– Особенно удачными мне показались баллады, – сглатываю я, голос дрожит незастывшим плохим студнем – Box Full O'Honey, She's Too Much, и вот еще Falling Down…

Одна минута.

– И вдруг все становится сложным. Очень сложным.

– Ticked Out – феерический инструментал…

– И очень неправильным. Я так…

– Раздолбанная временем колымага Duran Duran оказалась превосходно оттюнингованной, по самое бэтмобильное…

– Не хочу.

– «Не хочу»…

Приехали. В. останавливает автомобиль у обочины, В. не глушит мотора, В. молчит.

Открываю дверцу, обе ноги одновременно на бордюр, затем деревянное тулово, затем пустая голова. Захлопнуть дверь очень непросто.

Вы верите мне?

02.00