Посторонним В.

После дурацкой ссоры с В. из-за дурацких сердечек мы не разговаривали два дня, и это было по-настоящему страшно. Я не выдержала первая, написала смс. Какую-то бредовую, типа «Грузите апельсины бочками. Братья Карамазовы». В. мгновенно отреагировал: «Графиня изменившимся лицом бежит к пруду», хорошо читать в детстве одни и те же книжки.

Мы помирились, естественно, но.

Если предыдущие три месяца наш с В. чудесный роман был идеальным – в том плане, что касался только нас двоих, то теперь сюда зачем-то въехал и мой муж, и его жена («Я, может, что-то забыла? может быть, здесь кто-то из нас не женат? кого-то у порога не ожидает верная, но слегка поднадоевшая подруга жизни?» – говорится вздрагивающим истеричным голосом).

Мы хотели и много чего предпринимали для того, чтобы отношения между нами снова были только наши, чтобы они никого не обижали, никому не делали больно, благие намерения, известно, куда приводящие, а что же, это тоже жизнь.

Приклеились друг к другу, чего уж там.

Старались встречаться каждый день, иногда совершенно беспонтово – буквально на пятнадцать минут, успевая поцеловаться, а иногда и нет – условия не позволяли.

Я была очень счастливой и всякий раз при виде В. хотела с разбегу бросаться ему на шею или скакать на одной ножке, потому что казалось: мне снова восемь лет, и новогодние каникулы, и дома елка, и много еды, и мультфильм про мистера Фикса с его планом, и все хорошо.

В. волшебным образом любил во мне всех Вер, а не выбирал какую-то одну, лучшую, на его взгляд.

Сидим в «Якитории», я безобразно хвастаюсь во время ожидания заказа, как великолепно управляюсь палочками, В. почтительно внимает, сворачивая из бумажной салфетки сначала лягушку, а потом – кораблик. Оригами, тематично, только не будем о журавликах, пожалуйста.

Приносят наши роллы, большое плоское блюдо, и его личный суп с цыпленком и рисовой лапшой, я неловко цепляю гадкими палочками, противотанковым ежом растопырившимися в непослушных пальцах, рисово-водорослевый комок, обильно удобряю его соевым соусом и изящно плюхаю на стол темного дерева, не донеся до квадратной тарелки сантиметров на пять. В. приподнимает светлую бровь, называет меня гейшей и другими японскими словами, которых знает, к счастью, не так много.

Но мы еще не выполнили всех пунктов стратегического плана. Бесславно доев остатки «Филадельфии» со стола, я встаю и следую в якиторовскую уборную, она исполнена очень хорошо – общий просторный предбанник с блестящим никелем, сияющим фаянсом, далее мальчики – прямо, а девочки – налево, символично. Стою, изучаю в высоком зеркале свое бледное в голубоватом свете мощных ламп лицо, серые глаза, длинноватый нос, разноцветные торчащие пряди, входит В. Сдерживая идиотский смех, мы вваливаемся в одну из кабинок – тех, что налево, я нервно стучу задвижкой, надежно закрывая дверь, хохочу, закрывая рот обеими руками.

В. замечает, что мне не хватает серьезного, ответственного отношения к делу. Обещаю исправиться. Настороженно заглядываю в унитазовскую чашу, чисто, чисто, вот и хорошо, вот и славно – я брезглива, правда, иногда об этом забываю…

00.30

Выплывала прекрасная дочь. В трусах, майке и огромных Олафовских тапочках. Напомнила, что завтра у нее соревнования, надо рано вставать, собираться, ехать и «еще, мам, деньги за вступительный взнос, за проезд и покууушать…».

«Лиза, про себя надо говорить: поесть…» – нудно выговорила я.

Дочь поделилась последними новостями: «Звонила Анька, нарастила себе реально крутые дополнительные волосы, прядки, цветные искусственные косички и все такое, мегакруто, хочу тоже…»

Сообщила ребенку, что при таких густейших волосах, как у нее, интегрировать что-либо в их массу было бы безнравственно.

Особенно цветные искусственные косички.

Дочь оживилась и начала торговаться: «Если нельзя косички, тогда можно с Некитом гонять на байке, да? Ребенку нельзя отказывать постоянно!»

Про байкера Никиту в яркой майке с краноре-чивыми надписями спереди «Йа слипой!» и сзади «Йа нимой» я вообще считаю разговор неуместным, о чем ребенку и сообщила.

Разве что чаю себе заварить.

00.40

А вот Олаф давно выбрал свою Веру, с которой ему более-менее хорошо, а остальных предпочитает или не замечать, или бороться с ними, не знаю, что лучше. Все хуже. А я разве не так? Просто мне больше повезло, Олаф – цельный человек, выбирать не из чего. Недавно беседуем с ним.

– Знаешь, – спрашивает, – почему в армии не любят спецназ?

Я не знаю, почему в армии не любят спецназ, а Олафу – как бывшему десантнику – это, конечно же, известно. Точно, шевелит в воздухе пальцами, подбирая слова, продолжает:

– Потому что у пехоты, артиллерии, авиации – задачи прямые и четкие. А путь спецназа – путь хитрости и обмана…

Мы молчим. Олаф закуривает, после событий прошлой зимы ему разрешено курить в кухне. Придвигает к себе малахитовую красивую пепельницу, щурит малахитовые красивые глаза.

– Заповеди рейнджера надо помнить всю жизнь. И потом тоже, – традиционно цитирует из любимой «Великолепой семерки».

А я знаю, что будет далее.