Постмортем

— Кажется, вы напутали, — рокотал он. — В тёмную дождливую ночь надо вызывать демонов, а не наоборот.

Тальф молчал. Чудовище продолжало:

— Я чувствую каждую душу в этом городе. Они трепещут, они рыдают. Но знаете, что веселит меня больше всего?..

Отвечать демону, разумеется, никто не собирался.

— Больше всего они страдают не во время крика, а когда ждут нового. Пытаются как-то подготовиться, собраться, выявить закономерности… И каждый раз ошибаются.

Огромная голова опустилась ниже и полные нездешней ненависти пылающие глаза уставились на Тальфа. Тот сразу же опустил голову и постарался уделить максимум внимания мешку и его содержимому.

Позади раздражённо закукарекал и захлопал крыльями огромный чёрный петух, который за пять минут под дождём стал выглядеть так, будто его уже ощипали.

— А что, если у тебя не получится меня изгнать, магистр? — Тальф вздрогнул. — Верней, что если даже это у тебя не получится?.. Или получится, но будет слишком поздно? Кто знает, сколько людей успело услышать мой голос и внять ему? Что, если прямо сейчас один из них подкрадывается к твоей королеве с кинжалом в руках? Что, если её кровь буквально через пару мгновений падёт на землю и твоя печать исчезнет?..

Голос демона причинял физическую боль — он проникал не в уши, а словно проламывал кости черепа и попадал внутрь напрямую.

— Не слушай его, Тальф! — сквозь шум дождя донёсся голос Кассиана. — И растягивай получше, а то не хватит на весь периметр!

— Продолжай, магистр, продолжай, — ухмыльнулся демон. — Но ты. Уже. Опоздал.

Чудовище подобралось и приблизило жуткую морду к самой печати, так, что некроманта обдало омерзительным дыханием — как будто протухшую рыбу смешали с болотной грязью и стоялой водой. Юноша охнул и подался назад — и тут печать ослепительно вспыхнула, а следом послышался жуткий торжествующий рёв.

Перепуганный Тальф плюхнулся на спину, завопил, и изо всех сил заработал локтями, отползая по грязи подальше, но тут сияние погасло и послышался отвратительный звук — будто кто-то прихлёбывал чай из чашки размером с галеон. Всё лицо демона пришло в движение — щупальца и жвалы ходили ходуном, глаза подмигивали невпопад, появлялись и исчезали гримасы — одна другой омерзительней. Кожа и мышцы вспухали уродливыми буграми и тут же опадали, чтобы появиться в другом месте.

Лишь спустя несколько секунд некромант понял, что демон смеялся.

— Вставайте, магистр. Неужели вы поверили демону?

Молодой человек заскрипел зубами от злости и стыда.

— Ничего, Тальф, скоро всё закончится, — Кассиан оказался рядом и помог подняться. — Вот твой мешок. Давай закончим поскорее, я сам жду не дождусь, когда мы от него избавимся.

— Мне тоже не терпится оказаться подальше от вас, — издевательски заметил демон.

Он ещё не раз пытался заговорить с Тальфом, видимо, посчитав его слабым звеном. Задавал вопросы, подтрунивал, издевался, запугивал — но всё тщетно. Вскоре дворцовые слуги, с капюшонов которых ручьём лилась дождевая вода, прикатили огромную садовую тачку, заполненную всякой всячиной — и работа закипела с новой силой.

Слуги, с опаской косясь на чудовище и бормоча вполголоса молитвы, споро вбивали в размокшую землю колышки и сооружали вокруг них некое подобие палаток, в которых Тальф с Кассианом зажигали длинные чёрные свечи. Траву вокруг узилища демона щедро поливали кровью и сбрызгивали бычьей желчью, посыпали серебряными опилками и толчёным розмарином: всё ради того, чтобы с одной стороны ослабить демона и сделать его присутствие в мире совершенно невыносимым, а с другой — оставить достаточно сил для того, чтобы он ушёл.

Когда всё было готово, дождь почти закончился, а небо на востоке, казалось, немного посветлело.

— Готов? — спросил Кассиан и промокший магистр кивнул, шмыгнув носом. Только сейчас он понял, насколько продрог — капюшон больше не защищал, и ледяная вода, стекая с волос, пробиралась за шиворот. — Тогда начинаем. Первое воспоследование! — некромант встряхнул головой и постарался хотя бы разозлиться, ведь сил уже не осталось. — Начали!

Первые слова древнего языка, на котором говорили за тысячи лет до появления в мире первых людей, с трудом сорвались с языка. С каждым новым слогом они набирали силу, распускались и расцветали, словно тугой цветочный бутон. Воздух задрожал, а голоса некромантов менялись, становясь всё глубже и громче.

Тальфа бросило в жар. Больше всего на свете он хотел сорвать с себя проклятый фартук, перчатки и накидку, пусть и знал, что это бесполезно — энергия, проводником которой он стал, текла внутри него. После жара пришла боль. Древние слова разогревали кровь, будто по жилам вместо неё текло раскалённое золото. Свечи вспыхнули и подожгли мгновенно высохшую ткань, а потемневший воздух вокруг демонической клетки начал закручиваться в вихрь, который уходил в небо, упираясь в яркую алую звезду, которой на небосводе раньше не было.

Демон визжал, верещал и сыпал проклятьями, бился о купол — но всё тщетно: пробить его он был не в силах и чудовищу оставался очень простой выбор: уйти добровольно или терпеть невыносимые страдания.