Пост-капитан

— Поднимитесь наверх, мистер Харви, — сказал Джек высокому худому мичману. — Возьмите лучшую трубу, что есть на корабле. Пусть мистер Симмонс одолжит вам свою.

И мичман полез, всё выше и выше, с подзорной трубой через плечо, до самой бом-брам-стеньги; бедная Кассандра вряд ли угналась бы за ним. Вскоре сверху донёсся его голос:

— Эй, на палубе, это «Амфион», сэр. По-моему, у них временная фор-стеньга.

Это и впрямь был «Амфион», он поймал ветер и присоединился к ним ещё до ночи. Теперь их стало трое, и следующее утро застало всех на последней из точек рандеву — мыс Санта-Мария в тридцати милях на норд-осте, видимый с марсов в сияющем свете.

Три фрегата — первым по старшинству теперь был Саттон с «Амфиона» — курсировали возле него весь день, их марсы щетинились подзорными трубами, постоянно озирающими море на западе, бескрайнее синее волнующееся море — но между ними и Америкой не было ничего, кроме разве что испанской эскадры. Вечером подошёл «Индефатигейбл», и четвертого октября фрегаты разошлись подальше, чтобы охватить как можно большее пространство, но оставаясь в пределах видимости сигналов. Они ходили туда-сюда в тишине — артиллерийские учения оставили после мыса Сент-Винсент, опасаясь спугнуть противника. На борту «Лайвли» практически единственными звуками были скрежет точильного камня на баке — матросы точили абордажные сабли и пики — и «тук-тук-тук» команды главного канонира, сбивавшей окалину с ядер.

Туда и обратно, туда и обратно, разворачиваясь каждые полчаса при первом ударе склянок, на каждом марсе матросы следят, не сигналят ли другие фрегаты, а дюжина подзорных труб обшаривает дальний горизонт.

— Помнишь Ансона, Стивен? — спросил Джек, когда они прогуливались по квартердеку. — Он вот так неделя за неделей болтался у Пайты. Ты читал его книгу?

— Читал. Надо же было ему так упустить все имевшиеся возможности.

— Но он же обошёл вокруг света, довёл испанцев до сумасшествия и взял манильский галеон — чего ещё ты хочешь?

— Хотя бы небольшого внимания к природе мира, который он обошёл так бездумно. Кроме пары весьма поверхностных заметок о морском слоне, в книге едва ли найдётся ещё какое-нибудь интересное наблюдение. Ему определённо следовало бы взять с собой натуралиста.

— Если бы с ним был ты — он стал бы крёстным отцом полудюжины птиц с причудливыми клювами; но, с другой стороны, в этом случае тебе теперь было бы девяносто шесть лет. Как он и его люди могли выносить подобное крейсирование туда-сюда — не понимаю. Впрочем, закончилось всё прекрасно.

— Ни единой птицы, ни одного растения, геологией и не пахнет. Может, сыграем что-нибудь после чая? Я написал одну вещицу и хотел бы, чтобы ты её послушал. Это плач по Тир-нан-Ог[134].

— Что это — Тир-нан-Ог?

— Единственная сносная часть моей страны: только она давно исчезла.

— Давай подождём до темноты, ладно? Тогда я твой: будем плакать, сколько твоей душе угодно.

Темнота; долгая, долгая ночь, духота на гондеке и в каютах, неглубокий сон; многие матросы и даже офицеры прикорнули на палубе или на марсах. Перед зарей пятого числа драили палубы — выгонять наверх никого не потребовалось — и дым камбузной печи уносило прочь устойчивым северо-восточным ветром, когда дозорный с фок-мачты Майкл Скэнлон, чтоб он был здоров, окликнул палубу голосом, который можно было бы услышать и в Кадисе: «Медуза», крайняя в цепи с севера, сигналила о четырёх больших парусниках в направлении вест-тень-зюйд.

Небо на востоке посветлело, перья высоких облаков зазолотились, отразив ещё не вставшее солнце, молочно-светящееся море начинало сверкать, и вот они — прямо за кормой, направляются в Кадис, четыре белых пятнышка на самом краю мира.

— Это испанцы? — спросил Стивен, вскарабкавшись на грот-марс.

— Конечно, они, — сказал Джек. — Посмотри на их приземистые стеньги. Вот, возьми мою трубу. Эй, на палубе. Всем к повороту через фордевинд.

В тот же миг на «Индефатигейбле» подняли сигнал «Повернуть через фордевинд и начать преследование», и Стивен начал старательный спуск вниз, поддерживаемый Джеком, Бонденом и помощником боцмана — Стивен вцепился в его косицу так, что у бедняги выступили слёзы. Он уже продумал всю аргументацию для мистера Осборна, но хотел быстро затвердить её с ним до совещания на борту «Индефатигейбла», капитан которого являлся коммодором эскадры. Он спустился вниз; сердце его колотилось в необычном ритме. Испанцы перестраивались ближе друг к другу, обменивались сигналами; переговоры будут непростыми — о, очень непростыми.

Завтрак на скорую руку. Коммодор вызывает к себе доктора Мэтьюрина: Стивен с чашкой кофе в одной руке, куском хлеба с маслом в другой стоит на палубе, пока спускают катер. Как сильно они приблизились, и как неожиданно! Испанцы уже сформировали линию баталии, они шли правым галсом с ветром в один румб от крутого бейдевинда и были уже так близко, что было видно их зияющие орудийные порты, все как один открытые.