– Что у тебя за хлопцы? – спрашивает у него Лисицын, сплевывая шелуху в кулак.
– Туляки.
– Воевали?
– По западной границе стояли, у Великих Лук. Там бывало всякое, конечно, но воевать прям – нет, не воевали, ваше благородие.
– А другая полусотня что? Семечку будешь?
– Спасибо. – Задорожный подставляет ладонь. – Жилинская? Это рязанские, на базе бывшего десантного училища. И он сам из десантуры. Лобешником кирпич разбивает, вот это вот все. Поэтому и задержался в сотниках.
– С опытом хоть?
– С татарами воевал, которые по нашу сторону Волги остались. В Волгу их как раз сбрасывал. А что,
– Там бунт, – сообщает Лисицын. – Местный комендант передал, что теперь они там сами за себя, и связь обрубил. Такой там у них командовал Пирогов, бывший ментовской полковник. Сколько лет тихонечко себе сидел, и вот на тебе, сюрприз.
– А что там за войско у них?
– Гарнизончик вшивый. Человек, что ли, двадцать. Граница спокойная.
– А для чего нас тогда целую сотню отправили?
Лисицын вместо объяснений сплевывает шелуху.
За Садовым кольцом красивая Москва заканчивается и начинается Москва обычная: обитаемые подлатанные здания соседствуют с щербатыми заброшенными, в некоторых свет горит только в одной квартире на последнем этаже – старуха, наверное, какая-то не хочет бросать дом, где прожила всю жизнь, и упрямо продолжает таскать себе воду бидонами по лестнице мимо покинутых и дырявых чужих жилищ. Россия сильна инерцией.
Дороги тут похуже, чем внутри серебряного пояса, но грузовик проедет запросто. А вот за бронзовым поясом, за Трешкой, по которой проходит столичная граница, все уже совсем иначе. Фонари горят редко, по темным улицам ветер носит мусор, мирные жители жмутся к блокпостам.
– Кригов-то ваш друг, говорят, был? – спрашивает Задорожный.
– Был и есть, – твердо отвечает Лисицын.
– А про него ничего не слышно,
– Та ты брось меня благородием звать, Задорожный, ты ж знаешь, я сегодня только вон погоны надел. Юра.
– Вадим тогда, – улыбается тот и сразу борзеет. – Вообще, конечно, рискованная затея была – с полусотней за Волгу…
– Государева затея, – строго говорит ему Лисицын. – Разведка.
– Ну ясно. Но мы-то ведь за Волгу не собираемся? А то огорошат в последний момент!
– Нет такой информации, – говорит Лисицын еще строже.
– Ясно-понятно. Ну, я так спросил. На всякий случай.
По Садовому подъезжают к проспекту Реставрации, поворачивают к площади Трех вокзалов.
– Быстро докатили, – вздыхает Задорожный; оглядывает кабину, похлопывает торпеду. – Нам бы такие вездеходы, а?
– На всех не напасешься. Жандармерии нужней, видать.
Водитель – сам из жандармов, в синем мундире – не смотрит на них, но все внимательно слушает.
– Времени мало прошло еще, – отвечает Лисицын на позапрошлый вопрос Задорожного. – У Кригова бессрочная экспедиция была. Вернется, никуда не денется.
Пока бойцы прыгают из жандармских «Уралов» и строятся в двойную шеренгу, вытаскивают пулеметы и цинки с патронами, Лисицын оглядывает площадь. Тут затеяна великая стройка, и работы идут даже теперь, ночью, при дорогом электрическом свете. Машут стрелами автокраны, матерятся оранжевые рабочие, катая в тачках вязкий цемент, брызжут искрами сварщики в забралах, пищат, сдавая назад, самосвалы с бурой стылой землей.
– Что строите, братцы? – спрашивает чубатый казак, раскуривая вонючей самокруткой заморенного таджика.
– Вам строим базу. Не знаешь, что ль?
А Лисицын в курсе: на площади сооружают укрепрайон. По восстановленным железным дорогам пойдут бронепоезда и теплушки с казаками: с Казанского вокзала – на Казань, с Ленинградского – на Питер, с Ярославского – на тот край земли.
Он хлопает чубатого по плечу, тот прячет бычок в ладони и козыряет.
– Кругом на месте! Шагом! Арш! – кричит Лисицын, проходя мимо.
Сто человек как один поворачиваются, шеренга становится колонной. Бойцы – что тульские, что рязанские – подобраны славные. Крепкие, сытые, хорошо вымуштрованные. Следом за ним они громыхают слаженно, в ногу, как на параде, и дробный, с танковым подлязгиванием, стук кованых каблуков наполняет Лисицына спокойствием и решимостью. За ним – сила, на которую можно опереться, и сам он – часть этой силы.
Проходят через Ярославский вокзал. Свет внутри уже горит, но это маляры белят залы – будущие казармы и склады, чертят на стенах казацкие гербы. Скоро сюда заселятся истомившиеся в офицерских курилках «Пекина» есаулы и сотники, перроны наполнятся бойцами, ожидающими погрузки на свой поезд. Пускай пока доучивают азы рукопашного боя и стрельбы – в Туле, в Рязани, в Ростове, в Твери. Пускай пока офицеры дослушивают духоподъемные речи политруков и докуривают сладкую столичную махорку. Скоро разосланная из Московии во все концы разведка вернется, и тогда их время настанет. И тогда возродившийся из пепла двуглавый орел расправит над страной свои крылья. А пока – завидуйте подъесаулу Лисицыну, бездельники. Завидуйте тем, кому выпало действовать уже сейчас.