Посредине пути

Да, она уже дома. О, конечно, она уже знает… Во-первых, на столе стакан… Немытый, ну и другие небольшие характерные мелочи, говорящие о том, что паренек загудел. Она не знает такого слова, как «загудел», не знакома и с другим — «залетел», не слышала слов «замочился» и «заквасился» и многих других, но знает, что рецидив налицо. Да и почему бы ему не быть?.. Я же не проходил никакого курса лечения, чтобы удивляться возникновению этих рецидивов. Что дает курс лечения? Кому-нибудь где-нибудь что-нибудь когда-нибудь давал? Если давал, то тому, кто и без курса справиться способен.

Я был в сумасшедшем доме в отделении, где лечат от алкоголизма, даже в двух таких домах и оба дома называются институтами: в одном из них — месяц, в другом — два месяца лечился. Делали успокаивающие уколы, укрепляющие, спал под гипнозом, какал в коллективном туалете под песни ансамбля нервозных, аккомпанирующих себе и мне на гитаре, — это в одном; в другом — то же самое, минус песни в туалете плюс таблетки, которые мне зашили в одно место, чтобы я умер, если еще выпью. Эспераль называется, по-французски «надежда». Стоит дорого, бешеные деньги платят если приобрести частным путем (желающих много).

Но надежды никакой, хотя и давал я расписку, что если выпью в продолжение двух лет, умру. Подписку дал, но выпил и… жив. Значит, эспераль не помогает, значит, никакой надежды. А откуда ей взяться, если вместо французской эсперали мне в одно место зашили (операция длилась 15 минут) обыкновенный аспирин «Маде ин СССР»… Как же, станут тут тратить на мою задницу ни с того ни с сего триста рублей (столько, говорят, стоит порция на два года)!..

Да и встречался я со многими, проходившими курс, но продолжающими по-прежнему приносить жертву Джону Ячменное Зерно или Зеленому Змию и их родичам сатанинским. Тогда что дает человеку курс?

С другой стороны, одному необходимо выпить каждый день, и он это делает: пьет понемногу, ходит прямо, не качается, не буянит и не ругается — про такого никто не скажет, что он алкоголик. Но кто же он? Больной или распущенный?

Второму тоже надо каждый день, но он пьет чуть больше или он организмом слабее, так что напивается и может послать совершенно незнакомого человека черт знает куда — этот, ясное дело, алкоголик, об этом знают все; если он не выпьет, у него руки дрожат и сам, того гляди, умрет.

Третий не пьет месяц, второй, третий, полгода, потом как запьет — три месяца из жизни долой: запойный, значит. Но ведь он может целый год не пить, в чем же дело, что однажды его потянет? Один такой признался, что, когда у него это начинается, он в тот же день уже кожей сие предчувствует: что-то не то, как-то не так. Вот и разберись: распущенность это или болезнь?

А если бы не было ни вина, ни водки? Как бы тогда обходились и тот, кому надо ежедневно понемногу, и тот, кому надо всегда и много, и тот, кому надо редко, но метко, и все другие? Может, никто живой бы не остался. Все бы умерли, а остались бы одни трезвые…

Ну и скука была бы, наверное, на свете! Или нет? Ведь это сегодня пьют так массово все — женщины и дети тоже. Львиная доля всегда принадлежала мужчинам. Женщины и дети — скорее всего, ими совращенные, годами ими приучаемые. И даже сегодня, по сравнению с мужчинами, женщины почти что не пьют. Я думаю — в процентном соотношении. Что же получается? Мужчины больше женщин подвержены? Но почему? Разве у мужчин другие биологические данные организма? Гены? Значит, передается. Но кто мне объяснит такое: дед, отец, сыновья — пьяницы; бабушка, мать, дочери — нет. Что же, эти гены передаются только по мужской линии? Значит, нельзя ни в коем случае устанавливать сухой закон, а то мужики помрут, останутся женщины одни, и это грозит вымиранием человеческого рода…

Волли, пожалуй, прав: что-что, а сухой закон неосуществим. Ай да Волли! Вот что значит по-настоящему интеллигентная личность, которая семнадцать лет играла Аладдина! И черт с ними, с женой и собакой, что ушли от него (собака, кстати, уже сдохла, а жена пошла в милицию служить и стала теперь участковым инспектором своего района, так что дом в другом районе своевременно достался Волли в наследство).

Обо всем этом Таймо и узнала от меня, когда из закупленного мною запаса исчезли четыре десятых части, к тому времени часы показывали два часа ночи, и Таймо давно «клевала», но слушала и время от времени восклицала: «Ну муйдуги!» — то есть: ну конечно! Так что я мог вдохновенно развивать теорию о невозможности сухого закона из-за опасности оставить женщин без нас, мужчин, в силу чего можно мне еще немного палить, ибо без нас, мужчин, жизни на планете быть не может. Таймо согласилась — ну муйдуги! — и послушно вылила остатки из четвертой бутылки, доставая пятую и радуясь, что ее, по крайней мере, не погонят в ночь, на улицу, в дождь и темень, ловить такси, чтобы за червонец приобрести бутылку, в запасе еще есть.