Поспорить с судьбой

– Кажется. Хотя, впрочем, к Шеллару можно. Здесь интересовались как-то… по-хорошему.

– Сопляк ты еще, – вздохнул Амарго. – Везде сначала по-хорошему спрашивают. А когда контакт не идет, начинают по-плохому. И в департаменте Флавиуса это делают ничуть не хуже, чем в Кастель Милагро. Просто реже. И знаешь, когда я вчера прошелся по площади Справедливости, у меня почему-то резко пропало чувство юмора, и анекдоты про короля Шеллара вдруг стали совершенно несмешными. Есть такая старая истина – если ты чего-то о человеке не знаешь, это не значит, что он этого не делает. А если действительно не делает, это не значит, что не умеет. Так что можешь не сомневаться – тот же Шеллар, какой бы он там ни был смешной, нерешительный и порядочный, как о нем говорят, в случае надобности может быть и решительным, и жестоким, и достаточно безнравственным, чтобы спросить тебя по-плохому, где твой друг Амарго и отчего это он не хочет идти на контакт. Не забывай об этом и постарайся поменьше общаться с этим слишком умным королем и вообще попадаться ему на глаза. Кроме всего прочего, ты отбил у него даму, а он такие вещи воспринимает крайне болезненно. Понял?

– Угу, – кивнул Кантор. – А как насчет того, что мне говорил Флавиус о наших переговорах в Голдиане?

– Вот тут я с Флавиусом совершенно согласен, только толку с того… Пассионарио почему-то принял сторону Сорди, и я так и не смог его переубедить. К тому же уже поздно. Договорились. Это была последняя поездка. А палач-голдианец, между прочим, может оказаться сотрудником любой следственной тюрьмы у нас на родине, так что зря ты так волновался именно из-за его национальной принадлежности. Не переживай по этому поводу, я постараюсь за тобой присмотреть и, если что, вытащу. Ты же знаешь, я тебя не брошу.

– Спасибо, – кивнул Кантор. – Постараюсь… не переживать. А то я вчера совсем раскис что-то, до того дошел, что чуть не начал плакаться на свою горькую судьбу девушке… Сегодня вспоминаю, самому противно. У тебя чайник кипит. И кстати, о моей горькой судьбе. Амарго, я охотно верю, что ты желаешь мне добра, но зачем ты для этого врешь прямо в глаза самым бессовестным образом?

Амарго сердито поставил на стол кофейник и раздраженно произнес:

– Кантор, ты меня задолбал своей отрезанной рукой! Я теперь догадываюсь, что именно у тебя намешано в родословной. Не демоны, а дятлы! Кто из нас свихнулся и полторы луны бродил по Лабиринту, ты или я? И кто, по-твоему, лучше знает? Сколько еще раз я тебе должен объяснять…

– Что у меня галлюцинации и ложные воспоминания, – подхватил Кантор. – Да я, в общем-то, не об этом… Хотя тоже о видениях, галлюцинациях и ложной памяти.

– Тебе опять кто-то приснился? – обреченно вопросил Амарго, доставая из шкафа чашки.

– Вовсе нет. Я тут кое с кем познакомился наяву, будучи полностью при своем уме и практически трезвым. С одной симпатичной галлюцинацией. Я с ней даже пообщался… вернее, с ним. Славный такой парень, который утверждает, что никогда не был в Мистралии и при этом до судорог боится мистралийцев. А также падает в обморок при виде крови. И вот у меня на глазах, а также в присутствии сотни с лишним свидетелей, он трансформируется, хватает меч и за несколько секунд истребляет шесть человек примерно с такой же легкостью, как и в моих бредовых видениях… Ты кофе-то не проливай мимо чашки.

Амарго вздрогнул и поставил на стол кофейник.

– Ты ничего не путаешь?

– Даже если б у меня и были сомнения, они бы тут же пропали при виде твоей перекошенной физиономии. Я одно понять не могу, зачем ты мне сказал, что это галлюцинация? Чтобы я считал себя более ненормальным, чем я есть на самом деле? Я ведь его отлично помню. Как он трансформировался и убил охранников, как колдовал в странной комнате, полной непонятных мне вещей, и как телепортировался оттуда вместе со мной. Причем жужжал и щелкал при этом точно так же, как наш загадочный телепортист. Они что, одной школы? А еще я прекрасно помню, как он втащил меня в какой-то ящик и показывал карту, стараясь при этом на меня не смотреть, а то ему сразу плохо делалось. Помню, как мы сидели в какой-то пещере и он ругался, что не может найти выхода… как я просил, чтобы он меня добил, а он плакал и говорил, что не может. Вот как мы добрались до вас, уже не помню, где-то в этой пещере я и свихнулся… но не раньше, Амарго, никак не раньше. Что ты мне по этому поводу скажешь? Еще что-нибудь соврешь?

– Надо же быть таким дотошным! – в сердцах бросил Амарго, падая на стул и нервно раскуривая сигару. – Оно тебе надо было? Ты хоть с ним не говорил об этом?

– Нет. Побоялся, что он меня тоже узнает. Хотя хотелось. Уж он бы мне точно рассказал, что к чему.