По заведенному на Востоке обычаю посол при первом посещении султана, великого визиря и других сановников Порты должен был преподносить богатые дары. Послы из Европы привозили в подарок зеркала, часы замысловатого устройства, показывавшие фазы луны, телескопы, больших собак, фарфоровые вазы и разную утварь. Из России везли соболей, моржовые клыки, которые не только шли на рукоятки сабель и кинжалов, но и употреблялись при приготовлении порошков, будто бы уничтожавших действие яда, кречетов, чай, ревень. По приезде в Константинополь П. А. Толстой преподнес султану и великому Визирю даров на семьдесят тысяч франков, сумму по тому времени весьма значительную.
Подарки полагались также и чиновникам рангом пониже. Например, Неплюев-старший, рекомендуя турецкого посла Мехмеда Саид-эфенди, выехавшего в начале 1731 г. к русскому двору с известием о восшествии на престол султана Мехмеда I, писал: «Он человек повадный и мало суеверен, говорит по-французски, и потому вице-канцлер может давать ему деньги непосредственно».
Поэтому неудивительно, что, проведав о приезде младшего Не-плюева, турецкие сановники стали интересоваться, какие подарки привез им новый посланник. В свою очередь, Неплюев отвечал, что посланники преподносят Дары лишь султану. Замечание переводчика Порты о том, что надо что-то дать в знак дружбы хотя бы реис-эфенди, Неплюев оставил без внимания.
Турки сочли нового посланника неучтивым и надменным. На деле же все обстояло значительно сложнее. За какие-то полвека Россия осуществила стремительный рывок и стала могучей европейской державой. На смену «птенцам гнезда Петрова» пришло новое поколение русских дипломатов. Если каких-то сорок лет назад П. А. Толстой в одном из своих донесений Петру I сетовал, что турки «в почтении меня Презирают не только пред цесарским и французским, но и пред иными послами и житье мое у них зело им нелюбо», то Неплюев-младший не сносил ни малейшего ущемления своих прав по сравнению с представителями других европейских стран в Константинополе.
— C'est le point de principe[2],— настаивая на своем, говорил он, поджимая упрямые сухие губы.
Слово «принцип» произносили тогда на французский манер — «прэнсип», и было оно новым в устах русских дипломатов.
В принципах Андриан Иванович был тверд, да и характером крут. Ошибок не прощал, что однажды чуть не стоило Обрескову карьеры.
Случилось это в 1747 г. В ту пору в Константинополе объявился некто Федор Иванов, выдававший себя за сына соправителя Петра царя Ивана Алексеевича. Самозванца взяли под арест, и Обрескову было поручено доставить его в Россию. Но по дороге, в Айдосах, Иванов, усыпив бдительность охраны, поднял крик, будто он подданный султана и желает принять Мйгометанство. Турки отбили самозванца и стали угрожать самому Обрескову. Русскому дипломату пришлось спасаться от разъяренной толпы и возвратиться назад в Константинополь. Неплюев, понимая, что держать Обрескова в Константинополе небезопасно, отправил его в Россию.
С тяжелым сердцем возвращался Алексей Михайлович в Петербург. Однако в столице нашлись заступники — и уже в следующем году Обресков снова оказался в Константинополе в чине армейского капитана.
Не подумал он, что с этих пор не доведется ему побывать на родине целых двадцать лет.
6 ноября 1750 г. с Неплюевым, которому только что исполнилось 38 лет, на приеме у прусского посланника случился апоплексический удар. Андриан Иванович умер так же мужественно, как и жил. Его перенесли в посольство, но он отказался от исповеди. Служивший при посольской церкви иеромонах Иосиф в письме к псковскому архиепископу Симеону Тодорскому не преминул злорадно прокомментировать это событие: «И по приметам прежних лет жития его как в России, так и в Стамбуле не был он совершен христианин, но или лютер, или совсем атеиста, понеже имел великое обхождение с англицким послом, а тот явный атеиста».
Через три месяца после смерти Неплюева Обресков был назначен поверенным в делах, а в ноябре 1751 г. — посланником в Константинополе, или, как значилось в его послужном списке, послом 111 класса. В докладе Коллегии иностранных дел о назначении Обрескова говорилось: «Сей майор Обресков для того способным к тому признается, что он уже тамо при здешних резидентах Вешнякове и Неплюеве около 10 лет и в тамошних поведениях довольное знание имеет».