Послы

— Да, если угодно: Чэд стоит выше.

— Стало быть, он теперь будет действовать en dessous, [85]стараясь убаюкать Чэда.

— О нет! Он не будет «действовать» и вообще ничего не будет делать en dessous. Он очень порядочный человек, и роль предателя в собственном лагере не для него. Но ему доставляет удовольствие иметь какое-никакое, а собственное мнение о нашем с Чэдом двуличии; он готов с утра до ночи вбирать в себя то, что, по его неистовому убеждению, является Парижем, и во всем остальном он будет за Чэда — уж таким, каков есть.

Она призадумалась:

— Серьезным предостережением?

— Вы чудо! — не смог он удержаться от восторга. — Недаром все это говорят. — И тут же стал пояснять, что имел в виду: — Я сопровождал его в первый же день по приезде, и знаете, что совершенно непроизвольно он мне выложил? Вот что у них на уме: не что иное, как исправление нынешних обстоятельств нашего друга, практически полное отречение и искупление, что, по их мысли, ему еще не поздно сделать. — И после паузы — пока она, обдумывая услышанное и борясь с вновь нахлынувшей тревогой, казалось, мужественно взвешивала такую возможность — заключил: — Но уже поздно. Благодаря вам!

На это его заявление она снова откликнулась несколько неопределенно:

—  Мне?Помилуйте.

Он стоял перед ней как в чаду. Он высказался — теперь можно позволить себе и шутку:

— Все относительно! Вы — лучше, чем такое.

— А вы лучше всего на свете! — только и нашлась она, и тут же ей пришла в голову совсем другая мысль: — Как вы думаете, миссис Покок приедет ко мне?

— О да, непременно. Как только мой друг Уэймарш — теперь уже ее друг — даст ей передышку.

— Они такие неразлучные друзья? — заинтересовалась она.

— Разве вы не заметили все это сами там, в отеле?

— О, — рассмеялась она, — «все это»! Не слишком ли сильно сказано? Впрочем, не знаю… не помню. Я целиком была поглощена ею.

— Вы были неповторимы! — откликнулся Стрезер. — Только совсем не сильно сказано; напротив, очень мало сказано. Ну да, пусть тешатся. Ей нужно кого-то возле себя иметь.

— А вы?

— Вы полагаете, она рассчитывала на меня — или даже на вас, — как на тех, кого будет иметь? — Стрезер без труда отсек такое удовольствие. — Видите ли, в ее представлении у каждого непременно кто-то есть. У вас есть Чэд — у Чэда вы.

— Вот как. — И она сделала свои выводы: — А у вас Мария.

Пусть! Он, со своей стороны, это принял.

— Да, у меня Мария. А у Марии — я. И так далее.

— А мистер Джим — у него кто?

— В его распоряжении — или словно так — весь Париж.

— А разве мистер Уэймарш, — вспомнила она, — не предпочитает всем мисс Бэррес?

— Мисс Бэррес — дама raffin'ee, [86]и миссис Покок не наносит ущерба ее удовольствиям. Напротив, скорее, к ним прибавит, в особенности если, одержав победу, предоставит мисс Бэррес возможность ее созерцать.

— Как хорошо вы насзнаете! — Мадам де Вионе даже вздохнула.

— Отнюдь нет. Это нас, мне думается, я знаю. Знаю Сару — вот почва, на которой я, пожалуй, стою твердой ногой. Уэймарш будет вывозить Сару, а Чэд — Джима, и я, смею вас заверить, буду только рад за них обоих. Сара получит желаемое: принесет свою дань идеалу, и Джим также принесет свою. В Париже все это разлито в воздухе — иначе просто нельзя. К тому же Саре прежде всего хочется, в числе прочего, особенно подчеркнуть, что она не для того отправилась в Европу, чтобы проявлять ограниченность. Это, по крайней мере, она даст нам «почувствовать».

— Ох, — вздохнула мадам де Вионе, — сколько всего, надо думать, нам предстоит «почувствовать»? Но при таком раскладе что будет с милой крошкой?

— С Мэмми — если мы все заняты? Ну тут, — сказал Стрезер, — можно положиться на Чэда.

— Вы хотите сказать: он займется ею?

— Он окажет ей всевозможное внимание, как только сбросит с себя Джима. Ему нужно взять от Джима, что тот может дать… и даже то, что не может… впрочем, он и так уже все получил, и даже больше того, от меня. Короче, Чэду хочется составить собственное впечатление, и он его обретет — и весьма сильное. И как только насытится, Мэмми уже не будет в тени: она не пострадает.

— Мэмми не должна пострадать! — с особым, поощряющим ударением сказала мадам де Вионе.

— Не бойтесь, — поспешил заверить ее Стрезер. — Как только Чэд покончит с Джимом, тот перейдет ко мне. И тогда вы увидите.

Она словно уже «видела», но все же еще чего-то ждала. И вдруг:

— Она и в самом деле так прелестна?

Стрезер, который после последней фразы взялся за шляпу и перчатки, замешкался.

— Не знаю. Я присматриваюсь. Изучаю, так сказать, это редкое явление и, смею думать, смогу вам кое-что доложить.

— А она — явление? — спросила мадам де Вионе.

— Да, по-моему. Во всяком случае, я разберусь.

— Разве вы не знали ее прежде?

— Знал. — Он улыбнулся. — Но почему-то дома она не была явлением. Но вот с тех пор стала. — Он словно выводил это для себя. — Здесь стала.

— Так быстро?

— Не быстрее, чем я.

— А вы тоже стали?..

— Молниеносно. В тот же день, когда прибыл.

В ее проницательных глазах отразилась мелькнувшая по этому поводу мысль.