Она не закончила, да в этом, собственно говоря, не было никакой нужды. Воображение Германа и так уже рисовало самые мрачные картины когда-то разразившейся здесь трагедии. Эти люди погибли, будучи уверенными в том, что они окажутся в числе тех немногих, кому суждено выжить. Голод и отчаяние — вот что стало их уделом в последние дни…
— Этой штуки здесь быть не должно, — глухо бросил охотник. — Во всяком случае, перед створками в наше Убежище такая балка не висит.
— Чья-то ошибка стоила им жизни. Давай уйдём отсюда. — В голосе Герды проскользнули молящие нотки. — Я не хочу здесь оставаться.
Герман поглядел на неё с удивлением — это был едва ли не первый раз, когда девушка проявила слабость. Герда вдруг показалась следопыту такой растерянной…
— Ты права, мы всё равно не сможем попасть внутрь, — сказал Герман.
Действительно, не могло быть и речи, чтобы убрать тяжёлую балку. Тут потребовалась бы целая тысяча таких здоровяков, как Густав.
Они развернулись и, стараясь не нарушать тишину сумеречной могилы, стали подниматься наверх. Никто из них за всё время, что они поднимались, ни разу и не обернулся… Герману казалось, что, брось он хотя бы один взгляд назад, и там, внизу, он увидит сотню бледных призраков, державших друг друга за руки и чёрными провалами истлевших глаз глядевших им вслед…
— Здесь холодно, — проговорила Герда.
Они опять сидели в темноте «подвала» ангара. Химфонарь давно погас, а тратить бесценный бензин зажигалки Герман не считал необходимым. Наверху всё ещё продолжалась Буря, глухой рёв стихии удерживал людей от попыток выбраться наружу.
— Зуб на зуб не попадает, — согласился Герман. Голос Герды выдернул его из объятий дрёмы.
Здесь действительно было прохладно, особенно если просидеть двадцать с лишним часов. Следопыт откинул куртку, встал, потянулся, разминая затёкшие ноги.
— Походи, будет легче, — посоветовал он девушке. Она завозилась в темноте, но осталась на месте.
— Уже… бес… бесполезно, — сказала Герда, — Буря может продлиться ещё… двое суток. У нас почти нет еды.
— У нас не почти нет… у нас совсем нет, — поправил её Герман, — весь паёк остался у Густава. Надеюсь, они переживут Бурю. Шансов у них, по крайней мере, больше нашего. Еда есть.
— Голод можно вытерпеть, но вот если я окоченею… — Герда замолчала.
Герман и сам чувствовал, что температура в подвале не такая уж и высокая. Он на ощупь пробрался к девушке, едва не наступил ей на ногу и присел рядом, прислонившись к стене.
— Где твоя куртка?
— Здесь, — засопела она.
— Давай сюда.
Он взял её куртку, положил поверх свою и накрыл Герду и себя, прижавшись плечом к плечу девушки.
— Так нам обоим будет теплее, давай сюда свои руки, — сказал Герман, и ему показалось, что вышло немного грубовато.
Он взял её ладони и стал дышать на них. Минута тянулась за минутой, и Герман прекратил только тогда, когда почувствовал, что пальцы Герды потеплели.
— Так лучше? — спросил следопыт.
— Да… Спасибо. — В голосе девушки прозвучала благодарность.
— За что спасибо-то? — усмехнулся Герман. — Я просто спасаю свою жизнь. Если ты тут околеешь от холода, твой папаша с меня шкуру спустит. Он такие весёлые приёмы знает. Знаешь, как мне руку однажды за спину завернул? А если с тобой что-нибудь случится, он мне, пожалуй, голову завернёт куда-нибудь. И это будет нехорошо. Как ты думаешь?
— Спасибо, — повторила Герда и вдруг потянулась к Герману, безошибочно отыскав в кромешной темноте его губы…
А наверху, завывая, как сотня нераскаявшихся грешников, металась по небесам и билась о землю жестокая Буря…
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ