Последний заезд

— Куда, к лешему, подевался ваш бездельник доктор? Где санитарная машина, где носилки? Разрази вас гром, бедная девочка лежит в коровьем дерьме, ее мухи зажрут, пока вы там прохлаждаетесь!

Сара засмеялась сквозь зубы над этой красочной речью, хотя видно было, что ей очень больно. Я спросил, где самое больное место.

— Гордость — а ты как думал? Прерия Роз доехала и все-таки выиграла, да?

— Боюсь, что да, — сказал я, отодвинув прядь с ее лица. Кожа была мокрая от пота и совсем холодная, — В следующий раз ты ее обгонишь. Успокойся и не разговаривай. Мы тебя живо довезем до больницы.

— Но я люблю поговорить — ты не заметил, Джонни-родной? И что там еще за «мы»? Или я без сознания лежала? По-моему, тебя ждет другая поездка. На лошади, мой долгоногий абсолютный чемпион.

— К черту лошадь, лежи спокойно. Если я на чем поеду, то на санитарной машине. Кто-то должен проследить, чтобы тебе волосы не лезли в глаза.

— К черту волосы. Твой скрипучий скелет так же нужен там, как папино пузо. Если кто-нибудь из вас попробует влезть в машину, я велю доктору захлопнуть дверь у вас перед носом. Правильно, мисс Подсолнух?

Сестра О'Грейди хмуро кивнула:

— Она права. Вы езжайте, а мы — своей дорогой. Ей сейчас не до любезностей.

Выяснилось, что ни доктора не будет, ни двери, чтобы захлопнуть у меня перед носом. Машина с бригадой уехала в шесть ровно. Оливер Нордструм отказался платить им сверхурочные. Даже носилок не было. Проклиная все, сестра О'Грейди побежала за транспортом.

Я ждал на коленях. Стадион молчал, как мертвый. Кто-то дал флягу и влил Саре сквозь зубы несколько капель. Рядом начались разговоры. Двое горожан сняли пиджаки и укрыли Сару. Она извинилась, что из-за нее задерживается соревнование.

— Вы бы сняли где-нибудь калитки, — предложила она. — Устройте маленький загончик вокруг меня и заканчивайте с вашим несчастным родео. Смер… смеркается, всем пора по сараям…

Глаза у нее помутнели.

— Тихо, — сказал я ей, — Полежи спокойно.

На этот раз она послушалась. И не разговаривала, пока не вернулась О'Грейди на «роллс-ройсе». С заднего сиденья высовывалась индейская повозка «травой» [51], с бусами и перьями, свисающими с ошкуренных сосновых жердей.

— А, индейские санки. Я же тебе говорила, во мне есть индейская кровь.

На одеяле мы перенесли ее на травой, уложили справа поверх сидений ногами вперед и примотали. О'Грейди села позади рядом с ней.

— Кто-нибудь, кто умеет водить и знает дорогу, садитесь и езжайте. Остальные убирайтесь с дороги.

За руль сел бармен, который не хотел подавать нам у Хукнера. Папа Меерхофф, жалко переваливаясь на бегу, попытался догнать машину, но О'Грейди велела водителю прибавить скорость, и они выехали за ворота. Я взял Меерхоффа за руку и повел к арендованным киоскам, где были остальные две дочери. Он, кажется, выплакал все слезы; рыдания звучали все суше и суше.

— Сара поправится, сэр, — твердил я ему снова и снова, — Не волнуйтесь. Сара поправится.

Он мне не верил. Он вынул из кармана пачку денег, махал ею и рыдающим голосом обещал заплатить вдвое больше тому, кто отвезет его в больницу. Один из пинкертоновцев поймал его на слове.

Глава девятнадцатая Последний заезд

Джордж и Сандаун наблюдали с вышки стартера; там же стояли еще два десятка ковбоев, которым хватило здравого смысла и такта не путаться под ногами. Двое спустились и подошли ко мне.

— Как твоя девушка, Джонни? — спросил Джордж, — Может шевелить пальцами на ногах?

Я сказал, что может, и на ногах, и на руках.

— Но кому пришло в голову, что Сара Меерхофф моя девушка?

— Мне пришло — за обедом у Меерхоффов. Сразу, когда она на тебя посмотрела. До тебя просто медленней доходит. А как там мистер Меерхофф?

— Вне себя, как ты догадываешься. Считает, что он виноват в несчастье. Сначала я боялся, что он утонет в слезах; но родник, похоже, иссяк. Нанял пинкертоновца, чтобы довез его до больницы.

Оба молча кивнули. И из вежливости не задали следующий очевидный вопрос. Но я все равно ответил.

— Я не поехал с ней в больницу потому, что не было места.

Конечно, я мог как-нибудь втиснуться и чувствовал себя все паршивее оттого, что этого не сделал.

— Сара сама отсоветовала мне ехать. Заканчивай то, что начал, она сказала.

Джордж спросил, как случилось это несчастье. Они были в загонах, объясняли судьям, какие три лошади, по их мнению, самые строптивые. Когда услышали, как охнул стадион, выбежали. И поднялись на помост как раз в ту минуту, когда мы клали ее на одеяло. Я вкратце описал столкновение, стараясь удержаться от слез.

— Я понял, что это Сара, — сказал Джордж, — Как охнули на трибунах, я сразу понял. Сара Меерхофф уродовалась чуть не с самого рождения. Двух месяцев еще не было — сковырнулась с детских весов и рассекла подбородок.

— Я спрашивал, откуда у нее ямка на подбородке, — вспомнил я, — Она сказала: на подбородке ямка — бесу приманка.