По нескольку раз в день он бегал в общежитие к геологам, к Косте Чернышу. Возможно, он, Дмитрий, что-то пропустил, чего-то не расслышал, возможно, Косте больше известно, ведь Костя — эрудит!
— Ну что? — торопливо спрашивал он у друга.
— Что «что»?
— Как там?
Костя Черныш догадывался, о чем спрашивает приятель, и молчал.
— Понимаешь, Костя, — взволнованно и сбивчиво говорил Дмитрий, — там все может кончиться без нас. Пока мы тут сидим да радио слушаем, наши разобьют Гитлера. А как же мы? — он понизил голос и. доверительно признался: — Я вчера ходил в военкомат, меня там даже слушать не стали. Понадобитесь, говорят, сами вызовем. Вот бюрократы!
Костя Черныш усмехнулся. Он сам еще раньше друга бегал в военкомат, и ему сказали то же самое: понадобитесь — вызовем...
— Черт знает, что происходит, — возмущался Дмитрий. — На финскую не взяли: мы тогда школьниками были, сейчас не берут, потому что мы еще не понадобились...
В те дни почти все студенты — и парни и девушки — обивали пороги военкоматов, и у всех была одна просьба: пошлите на фронт... И вот кому-то из них пришла в голову самая верная мысль: по одиночке или случайными группками ничего не добьешься, осаждать военкомат нужно организованно, всем институтом, тогда никакое военкоматовское начальство не устоит.
Так оно и вышло. В самой большой аудитории педагогического института состоялся митинг. На митинге, конечно же, выступил Кузьма Бублик.
— Добровольцы нашего института, верные патриоты Родины, не посрамят в боях славы и чести родных аудиторий. Наши добровольцы высоко и гордо пронесут сквозь дымы сражений победное знамя, и если надо — наши бойцы-добровольцы не пожалеют своей крови, не пощадят жизни во имя цветения родной земли!
Обычно Дмитрий всегда с завистью слушал выступления Кузьмы Бублика, но на этот раз его громкая речь показалась ему какой-то пустой и трескучей. И все-таки студенты шумно аплодировали оратору, и Дмитрий аплодировал тоже.
Когда стихли аплодисменты, над столом президиума поднялся хмурый капитан, представитель военкомата, и глуховатым, деловито-будничным голосом сказал:
— Приступим к записи добровольцев. Кто первый?
В аудиторию вдруг упала настороженная, тягостная тишина. Шумные, говорливые студенты, казалось, были ошеломлены словами капитана.
Капитан заглянул в свою клеенчатую тетрадь, поискал кого-то глазами:
— Товарищ Бублик, вас первым записать? — спросил он.
Кузьма Бублик замялся, воровато оглянулся по сторонам и промямлил:
— Я бы с удовольствием, но видите ли, товарищ капитан, я получил распоряжение директора сопровождать институтский эшелон в эвакуацию.
— Кузя Бублик будет воевать в Ташкенте!
— Воевать так воевать — пиши в обоз!
Студенты смеялись.
Над столом встал директор и поднял руку.
— Тихо, друзья мои, — попросил он. — Я действительно назначил студента Бублика сопровождать эшелон. Договорился об этом с городскими властями... Однако, выслушав речь Бублика у нас на митинге, я, товарищи, вынужден отменить свое решение. Не смею задерживать человека, добровольно идущего на фронт.
Кузьма Бублик побледнел, сжался в комок, точно хотел увернуться от какого-то удара.
3
Дмитрий думал, что все уже решено. Составлен длинный список студентов-добровольцев, и теперь, само собой разумеется, им выдадут винтовки и отправят на фронт. Но прошел день, другой, прошла неделя после митинга, а о студентах, казалось, позабыли... Дмитрий опять бегал в общежитие к геологам и всякий раз втайне испытывал боязнь: а вдруг Костя Черныш уже уехал на фронт (в их институте тоже был митинг)?
Костя встречал приятеля одной и той же фразой:
— Давай-ка сыгранем в шахматы.
Он был шахматистом-разрядником и нещадно громил Дмитрия. Но сегодня Дмитрий не услышал предложения «сыгрануть». Костя Черныш лежал на койке с книгой в руках.
— Что у вас? — нетерпеливо спросил Дмитрий.
— Ницше, — буркнул в ответ приятель. — Читаю вот...
— На кой черт нужно тебе читать этого мракобеса?
— Для самообразования. Хочу понять философию врага, с чем ползет на нас фашистская нечисть, каким оружием бить...
— Все шутишь, — недовольно отмахнулся Дмитрий. — Ты скажи, почему нас не отправляют на фронт?
— Погоди, Митя, дай срок — будет тебе белочка, будет и свисток. Все будет.
— В военкомате сидят бюрократы! — горячился Дмитрий, и он верил в это. Ему казалось, что наша армия потому только и терпит неудачи, потому только и отступает, что нет на фронте его, Дмитрия Гусарова, что стоит только появиться ему на фронте с винтовкой, и все изменится, дела пойдут лучше. Правда, Косте он этого не говорил, опасаясь, как бы тот не высмеял его.
Из коридора послышался чей-то голос:
— Черныш, выходи строиться!
«Может быть, и наши строятся», — подумал Дмитрий и метнулся к себе в общежитие.
Да, его товарищи были выстроены на спортивной площадке. Перед строем стоял высокий, затянутый ремнями командир — лейтенант Шагаров.
— Кто там без разрешения встал в строй? — сурово спросил командир.
Ребята вытолкали Дмитрия из строя, и он, еще не успев отдышаться после бега, подскочил к лейтенанту.
— Фамилия? — спросил командир.
Дмитрий назвал себя.