На наши радиовызовы не отвечали, впрочем, нападать тоже не спешили. Нас попросту обидно игнорировали, хотя висящий над громадой центрального здания дирижабль видно было буквально отовсюду.
Архитектура здешнего поселения — назвать его «городом» язык не поворачивается — чем-то неуловимо напоминает картинку из учебника по истории: что-то такое про инков и ацтеков, где огромный каменный зиккурат возвышается среди тростниковых шалашей. Роль зиккурата исполняет задние из стекла и бетона, представляющее собой куб с ребром в километр. Над этим кубическим километром мы и висим, посреди квадратного километра крыши. Готовые, если что, сбросить бомбу — у меня в левой руке проводной пульт с одной кнопкой. Обвязанная для амортизации старыми покрышками боеголовка шлёпнется на крышу, в ней врубится таймер, а мы на полном ходу свалим, поэтому под правой рукой у меня ручки управления ходовых моторов, а Артём держит под нагрузкой резонаторы перехода. Но пока что на нас всем плевать. Как-то даже неловко.
— Там дым, — указала стволом ружья Таира.
Капитан хотел её разоружить, в целях общественной безопасности, но она категорически отказалась. Еле уговорили хотя бы патрон не досылать.
— Давайте повыше поднимемся, — сказал Иван, — а то края крыши обзор закрыли.
— Боюсь, бомбу разобьём, — ответил Артём, — это же не настоящая боеголовка.
— Если будет нужно сбросить — спустимся обратно.
Дирижабль плавно поднялся над крышей, открывая пейзаж. От куба главного (и, похоже, единственного) здания разбегаются радиальные дороги в бескрайние поля. Там выращивают что-то сельскохозяйственное, но сейчас они пусты — ни людей, ни техники.
Вяло дымит валяющаяся неподалёку от здания боевая платформа. Рядом стоят ещё несколько — в самом неприглядном виде, раздолбанные и обгоревшие, вперемежку с подбитыми броневиками.
— Кто-то им неплохо навалял, — сказал капитан, разглядывая эту свалку металлолома, — но не здесь. Следов боя нет.
Ольга перехватила у него бинокль, пригляделась.
— Они здесь вышли. Там репер, в центре. Это просто транспортная площадка. Их где-то хорошо встретили, и операторы выдернули подбитые машины обратно на базу.
— Здесь никого нет, — разочарованно заявила Таира. — Они все уходить куда-то.
— Похоже на то, — согласилась Ольга, — надо проверить здание.
Когда Иван, высадив нас на крышу, поднял дирижабль обратно вверх, завесив его метрах в двадцати, Ольга присела и что-то выковыряла ножом из щели между плитами.
— Маячок, — она сунула в кармашек разгрузки маленький диск. — Подкинуть его сюда было непросто.
Этаж лабораторий — сталь, стекло, приборные стойки, кабели, экраны, пробирки и микроскопы. Знаки радиационной и биологической опасности. Пусто. Никого. Видны следы выборочного демонтажа оборудования, раскрытые пустые шкафы для документации. Таира разочарованно сопит, поводя стволом ружья. Столько хлопот — а пристрелить некого.
Этаж-казарма. Большие залы с двухъярусными койками в три ряда. Тумбочки. Плакаты по строевой подготовке. Плакаты со схемами разборки оружия. Плакаты с мотивирующими цитатами. Самый большой, во всю стену коридора: «Молодые и сильные — выживут!». Подписи нет, очевидно, автора должен знать каждый. «Непобедимость заключена в себе самом, возможность победы заключена в противнике». Сунь Цзы, надо же. «Кто хочет повелевать многими, тот должен и со многими сражаться». «Свобода — презрение смерти». Агид, сын Архидама — это кто вообще такой? Но общая направленность понятна: «У верблюда два горба, потому что жизнь — борьба». Весело у них тут. Было.
Казармы пусты. Пусты оружейки. Нет снаряжения и боеприпасов. Только ряды ровно-ровно застеленных коек.
— А не так уж их и много было… — сказала Ольга задумчиво.
Да, если они все размещались здесь — это мотострелковый батальон примерно.
Этажом ниже — ещё одна казарма, но на кроватях только свёрнутые в рулон матрасы. Воздух затхлый, окна закрыты светомаскировкой. Здесь давно никого не было. Ещё ниже — та же картина. Когда-то их было больше, но эти времена прошли. Не всё хорошо у Комспаса, причём давно.
Производственные этажи. Автоматические сборочные линии. Недосмонтированая рама боевой платформы на стапеле. Пустота. Тишина.
— Куда их чёрт унёс? — спросил Артём.
Ниже резко пахнет медициной. Больница?
— Кто-то есть, — тихо говорит внимательно прислушивающаяся Таира.
— Внимание, проверяем, — командует Ольга.
Длинный коридор. Стеклянные боксы. Тусклый свет холодных ламп. Уродливые кровати-ложементы довольно зловещего вида, с фиксаторами для рук и ног. В большой палате — стеклянные корытца на каталках. Много, рядами.
— Тут были дети, — у рыжей странный голос.
— Женщина. Мёртвый, — сообщает шёпотом горянка. — Много женщина.
Ряд небольших боксов, разделённых прозрачными стенами. В каждом — кровать-ложемент. На них…