Последний варяг

Напился и потерял браслет; посеял свой оберег — горе-то какое! Рагежа всё уладит.

Карифа решил не вмешиваться.

Правда, была ещё одна проблема. Это странно, но хвастливый юноша был симпатичен Карифе. За время в пути он успел даже привязаться к парню. Карифа умел понимать людей и многих видел насквозь. Он видел, что за внешним бахвальством скрывается прямая честная натура. Он только не мог различить, что там прячется глубже, внутри ранимой сердцевины, — твёрдость стали или ещё какая-то непостижимая тайна? Авось нравился Карифе. Но браслет манил, манил…

8

Посреди ночи Авось вздрогнул и, не просыпаясь, потянулся в поисках браслета. Его пальцы прощупали предплечье, но, не обнаружив украшения, безвольно повисли. Юноша застонал.

Этот стон разбудил Карифу. Купец не мог его слышать. Авось спал на берегу, а Карифа в шатре, отделённый от Рагежи и двоих его помощников лёгкой полупрозрачной тканью, выменянной у арабов. Кстати, один из помощников был из них, из мусульман. Он молился по пять раз на дню своему Богу и не пил вина.

Карифа лежал с открытыми глазами. Ему вдруг очень захотелось посмотреть на браслет.

Авось опять застонал. Живущая в нём боль, спрятанная настолько глубоко внутри, что воспоминания о ней истёрлись о синеву неба и зелень леса, о звон дождя, пропитанного ветром, о багрянец деревьев, сгорающих в осеннем пожаре, о молчание снегов и радостную апрельскую капель, врывающуюся каждый раз новой надеждой в юное сердце, — эта боль вдруг пошевелилась. И раздвинула узкую щёлочку, и в сон прокрались воспоминания…

Прялка с золотой нитью. По нити бежит лучик солнца. Чистое радостное ощущение утра. Рука с иголкой поддевает нить.

Авось снова застонал и на миг открыл глаза. Глубокая тёмная ночь вокруг, какие-то хмельные голоса. Авось не вспомнил, где он находится, перевернулся на другой бок и вновь провалился в сон. И уже совсем скоро на его губах появилась мучительная складка. Шершавый ветер дул с реки.

Ужас жил в этом доме. Это и есть Курий Бог, что прячет во влажной земле свои птичьи лапы. В нём и живёт сейчас Авось. Но он совсем ещё мальчик. Шамкающий, прибывающий, треснутый голос. Кто-то идёт сюда, кто-то невыносимо кошмарный.

— Стра-а-н-нный мальчик, стра-а-н-нный мальчик…

Водопад. Пенная радуга. Огромное и прекрасное крыло птицы переливается также, как и золотая нить на прялке. И снова курий терем. Там, в темноте…

— Странный мальчик.

Она стоит над ним. Страшная корявая старуха, чёрная ведьма, Злая Баба…

Авось мучительно всхлипнул и весь сжался. Но вырваться из сна ему на этот раз не удалось. Лишь рука потянулась в поисках браслета.

Авось ещё мальчик. Но Злая Баба не убила его. Она… она его лечила от тёмной древлянской стрелы. И терем — вовсе не Курий Бог, он просторен и светел, и солнечный лучик бежит по прялке.

— Ты видишь меня?

Пальцы Авося пытаются нащупать браслет на предплечье, но его нет. Лишь наваливается шершавый звук, громкий треск в голове, словно распахиваются шторы. За которыми — светлый терем…

— Ты видишь меня такой? Странный мальчик. Но ты не волчонок.

Над десятилетним Авосем склонилась женщина-царица, прекрасней которой Авось никогда не видел прежде. Да и вряд ли когда увидит, потому что живым не дозволено лицезреть такой красоты.

— Редко кто видит моё подлинное лицо! Страх мешает.

Большое зеркало. В нём отражение женщины-царицы, и мальчик вздрагивает. В зеркале Злая Баба и тьма запретного леса. Но вот наваждение рассеивается. Над маленьким Авосем склонилось прекрасное лицо, и глаза горят, как звёзды.