Старшие мужчины пытались поддержать разговор, обсуждая «Прощай, оружие!» Хемингуэя, роман Джулии Питеркин «Алая сестра Мэри», удостоенный Пулицеровской премии, «Специалиста» Чика Сейла, затруднения Примо де Риверы в Испании, биржевые сводки профессора Бэбсона, музыкальный инструмент «терменвокс» профессора Льва Термена, сенатскую комиссию по расследованию сахарного лобби и слухи о сенсационных открытиях, модернистское направление в искусстве, возглавляемое Пикассо, Модильяни, Архипенко, Утрилло, Сутиным, который брал пейзаж «и бросал его на холст, словно на пыльную тряпку, но эта тряпка внезапно вспыхивала», как процитировал Дэн Фримен, недавно разработанный и разрекламированный этиловый бензин, полеты через море аэропланов компании «Пан-Америкэн» в Вест-Индию, утверждение сэра Джеймса Джинса во «Вселенной вокруг нас», что «Бог — математик, и вселенная не создавалась для человеческих существ», растущее могущество Голландца Шульца, новые калькуляторы IBM, подвиги игрока в гольф Бобби Джоунса и теннисистки Хелен Уиллс, болезнь короля Георга V. Но каждая тема иссякала из-за отсутствия вдохновения, а следующая затрагивалась лишь для того, чтобы нарушить гробовое молчание.
— Интересно, кто найдет сегодняшний подарок, — произнес вдруг Эллери, но никто не отозвался.
В полночь все машинально провозгласили тост за Новый год, обменялись традиционными поцелуями и рукопожатиями — Расти и Валентина коснулись друг друга щеками в знак холодного перемирия — и с глубоким облегчением сели слушать первую программу Дабл-ю-джей-зед «Догоняя время через континент», в которой, как сообщил ведущий, каждые пять минут до и после каждого часа слушателям представят музыкальную встречу Нового года в Нью-Йорке, Чикаго, Денвере и Сан-Франциско соответственно. Но даже эта блистательная перспектива была омрачена. Наполняя бокал, Валентина пролила шампанское на платье.
— Черт! — выругалась она. — Пожалуй, пора прилечь. — И царственно выплыла из комнаты, но через пару минут вернулась, дико озираясь. — Сегодня это на моей кровати!
Валентина села на пол с седьмой рождественской коробкой на коленях и попыталась устроить истерику, но, так как на нее не обратили внимания, быстро умолкла.
На карточке были отпечатаны четыре строчки:
На седьмой же вечер Святок
Шлет любовь твоя в подарок
В о д у с р ы б к о й золотой (Вместо болтовни пустой).
Красная папиросная бумага в коробке была влажной — часть краски осталась на пальцах Эллери. В бумаге оказался маленький игрушечный аквариум — чуть больше сливы — с совсем крошечной тропической рыбкой, которая плавала в воде, поблескивая золотом. Большая часть воды пролилась, хотя аквариум был укреплен в коробке с помощью бумажных прокладок.
— Не слишком отличается по масштабам от домика, — заметил Эллери. — Если это и работа маньяка, то весьма последовательного.
— Я думал, с этим чертовым домиком уже покончено, — сказал Джон, как будто это имело для него значение. К счастью, на него никто не смотрел.
— На оборотной стороне этой карточки есть значки, — пробормотал Эллери.
Он уставился на карандашные пометки.
Ссылка на иллюстрацию: http://oldmaglib.com/book/q/Queen_Ellery__The_Finishing_Stroke_pic4.jpg
— Это явно символ воды.
— А под ним нечто вроде плоскогубцев, — сказал доктор Дарк. — При чем тут они?
— Это не плоскогубцы, доктор. Неужели вы не видите, что это крайне упрощенный рисунок рыбы с развевающимся хвостом? Вода и рыба, как и говорится в послании...
Большинство засиделись допоздна, ища сомнительное утешение в хозяйском шампанском, покуда Дабл-ю-джей-зед следовало за Новым годом вплоть до Золотых Ворот[68]. Затем Эллери вызвался приготовить нечто из яиц всмятку и куриной печени, после чего он каким-то образом очутился в темной нише, где две руки нежно обняли его за шею, пара ароматных губ поцеловала его в губы, а голос, явно принадлежавший Эллен, прошептал: «Счастливого Нового года!» — что было, несомненно, приятно, но, как подумал Эллери, не обещало абсолютно ничего.
Было почти пять утра, когда он плюхнулся на стул в своей спальне и ощупью нашел дневник. Несмотря на обволакивающую его пелену, Эллери смог внести запись от 31 декабря. В последнем абзаце чувствовалось отчаяние: