"А вы знаете, чем заканчиваются такие выборы? — стал комментировать выступление сатирика один из политологов. — Расколом общества. По итогам нового голосования один из двух оставшихся кандидатов набирает, скажем, 50,1 процента голосов, а его оппонент — 49,9 процента. Сторонники проигравшего выходят на улицы протестовать. Происходят беспорядки, столкновения с полицией, льется кровь".
"По счастью, нам это незнакомо. В нашей стране нет проигравших!" — подытожил ведущий эфира.
Зачитываемые поздравления от глав иностранных государств, как ни старались дикторы, были скучными и однообразными. После них, то ли специально, то ли так получилось, показали салют, который устроили в столице в честь победы Нацлидера.
В местных новостях говорили, что по явке город продемонстрировал один из самых высоких результатов в стране, а само голосование прошло четко и без инцидентов.
— Ну конечно! — подхватила из кухни Фина.
Увидев спину мужа, она сразу хотела вызвать "скорую помощь", но Телль отговорил ее.
— Эти скоты знают, что ты не пойдешь ко врачам, — заметила Фина. — У них на то и расчет.
В стране объявили выходной, а, дабы население провело его с пользой, в этот день решили устроить митинги. У Телля, как и у Фины, собирали всех на работе, чтобы колоннами вывести на главную городскую площадь.
— Опять ты! — обходя построившихся рабочих, воскликнул, остановившись возле Телля, начцеха. — Отмечал победу что ль?
Решив, что с таким лицом нельзя идти на митинг, где можно попасться на глаза начальству или, еще хуже, руководству города, Телля отправили домой. Вслед ему глядел весь строй.
— Знал бы — тож мордой о стол треснулся, — тихо произнес кто-то.
— Он у меня в воскресенье за это выйдет, — услышав это, пообещал начцеха.
Телль поехал не домой, а на кладбище. По дороге он купил большой букет недавно сорванных весенних цветов. Разделив его на четыре части, Телль положил цветы на могилы детей и сел рядом.
Добравшись по площади в рядах своей колонны, украшенной портретами Нацлидера, флагами, транспарантами, Фина смотрела, как на трамваях с табличками "заказной" на митинг привозят людей.
"Если такой праздник, если такая радость, то почему люди не выходят сами, а их надо сгонять?" — озираясь, думала Фина.
Столько людей она никогда еще не видела. Даже огромная площадь не могла вместить такого количества народу. Митингующими оказались забиты все прилегающие улицы. Фина чувствовала, что тонет в этом людском море. Дышать было тяжело. Тело словно не принадлежало ей. Фина не могла сама ни пошевелить рукой, ни сделать шага — это получалось только вместе с поглотившей ее толпой.
Выступавшие с далекой сцены говорили, по сути, одно и то же, а море подхватывало их слова.
— Тем, кто не поддерживает курс Нацлидера, не место среди нас! — сказанное очередным оратором было для Фины, как брошенный спасательный круг.
Послушавшись, она стала выбираться из толпы. Это оказалось невероятно трудно. Толпа упиралась, давила, толкалась. Фина терпела все и готова была терпеть дальше, только конца этому морю она не видела. А силы покидали ее. Фина уже готовилась смириться, но, сделав шаг, пошатнулась. Ее повело влево. Фина уткнулась сразу в двух мужчин. Те с недоумением посмотрели на нее.
— Простите, — устало произнесла Фина.
Тут она поняла, что почти выбралась. Пришедшие на митинг люди здесь стояли не вплотную друг другу, а поодиночке или маленькими группами, за ними виднелась шеренга полицейского оцепления. Опустив голову и держась за лоб, Фина направилась туда шатающейся походкой. Один из полицейских шагнул к ней.
— Вам плохо? — спросил он, взяв Фину под локоть.
— Спасибо. Все в порядке, — не поднимая головы, ответила Фина.
— Давай к "скорой" ее, — предложил из шеренги другой нацпол.
— Здесь всего три машины, и они стоят на других участках.
— Тогда просто до остановки доведи.
— Спасибо. Я сама, — с усилием чуть улыбнулась Фина.
Немного отдохнув на скамейке остановки, она села в автобус, который шел до кладбища. Заплатив за проезд, Фина поняла — денег на обратную дорогу с собой у нее нет. Она ведь специально не взяла на митинг ничего лишнего. Но особо Фина не переживала. Она почему-то была уверена, что, приехав к детям, встретит там мужа.
Его согнутую спину Фина заметила сразу. Телль, не отрываясь, смотрел на маленькое фото Ханнеса на надгробии. Неслышно подойдя к мужу, Фина села возле него.
— Я знала, что ты здесь.
— Первая весна без Ханнеса, — задумчиво произнес Телль.
— Да, — грустно согласилась Фина. — Первая.
Она с болью посмотрела на своего мальчика. Ханнес был такой взрослый, такой серьезный.
— Как мы живем без него? — тихо вырвалось у Фины.
— Пройдет еще лет двадцать, и мы тоже будем лежать здесь. С Ханнесом, с другими нашими детьми… — ответил ей Телль. — Только нужно, чтобы один из нас лежал с одной стороны от них, а другой — с другой. Чтобы мы могли защитить их хотя бы после смерти.
— Двадцать лет… — горько сказала Фина. — Еще двадцать лет… Если бы уместить их в один день!
Предатели