Аппарат с раструбом проехал снова. Щёлкнуло ещё раз — тело папы выгнулось уже не так сильно. Мама всё это время искоса посматривала на экран какого-то монитора, где бежала, тоненько свистя, ровная красная линия. Когда щёлкало, на этой линии, как я заметила, появлялось что-то вроде бугра — всплеска, как на воде, когда я купалась в ванной…
После третьего щелчка гудение внутри стихло, трубки с иглами втянулись обратно в потолок камеры. Мама сказала:
— Запрос автодоктору. Результаты реанимационных действий.
Мягкий приятный женский голос, которого я до этого никогда не слышала, ответил:
— Результаты реанимационных действий отрицательные. Организм остался нефункционален в связи с катастрофическими необратимыми повреждениями внутренних органов и конечностей, и большой потерей крови.
Мама сглотнула, и сделала шаг назад. Спросила каким-то чужим голосом:
— Почему нефункциональны внутренние органы?
— Сильное переохлаждение вызвало замерзание этих органов. Повреждения, нанесённые печени и сердцу микрокристаллами льда, не поддаются устранению или лечению.
Я посмотрела на поверхность белого стола: под папой уже натекло чего-то красного. И я поняла, что это оттаявшая кровь. И что папы больше нет.
Мама повернулась ко мне. Я кинулась к ней, и снова обхватила её живот. Я не плакала — слёзы почему-то пропали. Но меня всю трясло: словно холод оттуда, из тела папы, заморозил и меня!..
Мама тоже не плакала: просто положила обе руки мне на плечи, и так мы стояли минуты две. Я впервые почувствовала, кто мы: две одинокие перепуганные женщины, замурованные в толще подземелья, и которых вдруг лишили главной опоры в жизни.
Я чуть отстранилась. Подняла лицо и посмотрела маме в глаза. Сказала:
— Не бойся мама. Я смогу чинить наши аппараты, и всё сделаю, чтоб мы дождались.
Мама ничего не ответила тогда, но прижала меня к себе сильней.
И я чувствовала, как потеплели её до этого ледяные пальцы…
На следующий день мы похоронили папу и его руку.
Это оказалось просто: мы обе оделись в термокостюмы, и прошли через шлюз к шахтам термопар. Это был первый мой поход к этим шахтам — папа избегал пользоваться шлюзом, говоря, что его механизмы — самые ветхие и ненадёжные.
Тело отца и его руку мы сбросили в самую большую шахту-колодец. Оттуда так и тянуло жаром: чувствовалось, что и правда — до магмы недалеко! Да и над жерлом стояло настоящее марево из раскалённого воздуха: без костюмов, как сказала мама, мы бы изжарились и задохнулись за минуту.