Псина выскакивает из будки и приветливо гавкает, виляя хвостом. Женщина ставит возле нее миску. Собака начинает жадно лопать содержимое. Хозяйка, потрепав ее по загривку, возвращается в дом.
Некоторое время все тихо. Женщина не выходит из дома, лишь в окнах за прозрачными занавесками изредка мелькает ее силуэт. Овчарка дрыхнет в будке.
В 17:45 к дому подъезжает белоснежная новенькая «шестерка». Она замирает возле въездных ворот. Из машины выходит Петренко. Нехило он себе морду наел. Скоро щеками будет асфальт подметать. И машинка, кстати, дороговатая. Конечно, не «Волга», но стоит около девяти тысяч рублей официально. Подполковник открывает ключом встроенную дверь и скрывается внутри. Через считаные секунды ворота распахиваются, толстяк садится в «шестерку». Машина аккуратно заезжает вовнутрь. Из дома выбегает женщина с полотенцем на плече, Петренко целует ее в щечку и передает с заднего сиденья авоську с продуктами.
Понаблюдав за ними еще с десяток минут, слезаю с дерева. Все, что мне надо, я уже увидел. Жалко только, что тренировку пришлось пропустить. Придется перед Семеновичем оправдываться.
Обратно я доехал без проблем. Пришлось минут тридцать померзнуть на остановке. Зато автобус возвращался в город полупустым, и я смог немного отдохнуть, раскинувшись на сиденье. После полуторачасового нахождения на дереве оно казалось необыкновенно удобным.
На автовокзале вижу находящегося в отдалении от людей небритого мужика в кепочке, надвинутой на глаза.
Он сидит на корточках, устроив локти на коленях, и дымит самокруткой, свернутой из клочка газетной бумаги. Помятое невыразительное лицо с мешками под глазами, на щеках серебрится суточная щетина, пальцы расписаны синими перстнями-наколками. Рядом с мужиком стоит потертый вещмешок.
Сто процентов бывший сиделец, возвращается к себе, после срока.
В голове мелькает неожиданная мысль. Подхожу к нему. Урка поднимает на меня глаза. В них светится невыразимая тоска.
— Чего надо? — хрипит прокуренным голосом бывший зек.
— Отойдем? Поговорить хочу, — спокойно предлагаю ему.
— И что тебе, малец, от меня нужно? — ворчит уголовник, подхватывает свой сидор и послушно идет за мной.
Заходим за здание автовокзала. Здесь никого нет. Урка смотрит на меня равнодушным взглядом.
— Слушай, продай мне немного махорки, — протягиваю ему рубль, — пару горстей мне хватит. А ты себе еще купишь. Видишь, я тебе даже гораздо больше даю.
— Зачем тебе? — интересуется зек, рассматривая меня.
— Надо. Отец сторожем на фабрике работает, попросил принести, а я забыл. Теперь заругает.
— А если я тебе, цыпленок, крылышки сейчас пообрываю? — угрожающе осклабился уголовник.
— Не советую, — лаконично отвечаю, пристально смотря на мужика.
Он что-то улавливает в моем взгляде. Наглые огоньки в глазах урки гаснут. Сейчас это просто усталый и замордованный жизнью человек.
— Ладно, малец, не кипешуй. Пошутил я, — тихо отвечает бывший зек.
Мозолистая рука с черными обломанными ногтями решительно отодвигает мою ладонь с рублем в сторону.
— Не нужно бабок. Что мы, не люди? — возражает мужик. Он открывает сидор, вытаскивает кисет с махоркой, кусок газеты и отсыпает мне на бумагу горсть табака.
— Спасибо, — искренне благодарю сидельца, — может, деньги все-таки возьмете? Вы меня здорово выручили.
— Да зачем мне эти гроши? — взрывается мужик. — Они ничем не помогут. Пятнадцать лет за колючкой провел, пока ума не набрался. Мать померла, меня не дождавшись. Вся жизнь наперекосяк по собственной дурости. Ни кола, ни двора. А ты говоришь, деньги… Бери табак для бати, парень, и иди по своим делам.
Бывший зек сует мне в ладони завернутую в газету махорку, досадливо машет рукой, подхватывает на плечо сидор, разворачивается и шагает на остановку. Пристально смотрю ему вслед. Почему-то мне искренне захотелось пожелать этому побитому жизнью человеку удачи. Прячу маленький газетный сверток в карман.
Домой я приезжаю в полдевятого. Отвечаю на все дежурные вопросы родителей: «В школе все хорошо, мама. Тренировка прошла отлично, папа. Пока с Семеновичем продумываем, как подать идею клуба. Конечно, буду, ужасно проголодался. Кстати, завтра мы с ребятами собираемся пораньше, надо подготовиться к одному важному мероприятию. Какому? Позже расскажу. Пока это секрет».
Ужинаю разогретыми сырниками, запивая их чаем. Мама с отцом смотрят телевизор и о чем-то негромко переговариваются в гостиной. Пробираюсь в свою комнату. Разбираю сумку и прячу в свой шкаф футляр с биноклем и стройотрядовскую куртку. Сверток с махоркой отправляется в нижний ящик письменного стола и надежно маскируется книгами.
Раскладываю диван, расстилаю постель и ложусь. Завтра мне нужно очень рано встать и многое сделать, пока родители спят. Мысленно настраиваю свой внутренний «будильник» на 5 часов утра. В армии научился давать себе установку встать в определенное время, и она всегда срабатывала.