Последний солдат империи. Юрий Дмитриевич Маслюков в воспоминаниях современников

Я только много позже поняла, как это все-таки унизительно, – вспоминала Светлана Ивановна. – При каждом повышении нас перемещали чуть повыше, а при каждом снижении ранга немножко опускали. Это недопустимо, нельзя так делать. И та квартира, в которой я сейчас живу, – это я ее отстояла, потому что муж никогда бы за себя не попросил. Как-то раз на приеме я услышала от одной из присутствующих там женщин, что в этом доме дают квартиры. Мы тогда жили на Самотечной, но нас бы все равно там не оставили, потому что Юрию Дмитриевичу по статусу уже полагалась охрана, а там ее было невозможно организовать. Все равно пришлось бы переезжать, и я сказала: «Юра, я краем уха услышала, что по такому-то адресу осталась одна квартира, последняя». Он пошел к Горбачеву, и нам дали эту квартиру. И то лишь потому, что я в это дело вмешалась, мне надоело всю жизнь мыкаться. Сам бы он никогда не пошел просить.

Он был очень независимым, не пресмыкался перед сильными мира сего никогда. Всегда говорил то, что думает. И я всегда удивлялась, как он при таком характере мог удержаться на вершине.

Сдержанность в быту вообще была характерна для Юрия Дмитриевича. Ни дорогих часов, ни золота-бриллиантов, ни «Майбахов», ни счетов в Швейцарии, ни домов за границей – он совершенно искренне не понимал, о чем идет речь. Накопительство было ему неинтересно, неблизко, а деньги не воспринимались мерилом успеха. Они ему словно мешали, и тратил он их легко и быстро. Когда Светлана Ивановна бывала чем-то сильно расстроена или недовольна, Маслюков говорил: «Мамочка, ну сходи в магазин, купи себе какую-нибудь кофточку, или прическу сделай, может, это тебя отвлечет». В конечном итоге на совместные деньги отца и сына Маслюковы купили небольшую дачку в Новгородской области и много лет достраивали ее и доводили до кондиции. Но это было их собственное место, с которого их не могли выгнать или переселить, и Юрий Дмитриевич его очень любил. Ведь после увольнения с государственного поста человек лишался не только всех привилегий, но и казенного жилья, дачи, машины – так произошло и с Маслюковым.

Многие его сотрудники до сих пор вспоминают, как после разгона ГКЧП, после того как были приняты феноменально ошибочные решения, в том числе и кадровые, Юрий Дмитриевич приехал на работу на личных «Жигулях». И это было сделано не ради дешевого пиара, а для того, чтобы показать коллективу: «Держитесь, чем выше, тем бьют сильнее. Меня ударили, но я не сломался». В этом была какая-то жизнеутверждающая нотка, видно было, что человек не раскис, не впал в депрессию – самым важным для него по-прежнему остается работа. Строго говоря, это психология шарашки – вспомните этих людей, которые фактически находились на положении заключенных и производили образцы военной техники, ставшие потом гордостью нашей обороны, и попробуйте представить их «гламурными». Это невозможно – да и просто смешно. Маслюков был как раз из таких. На первом месте для него стояла защита страны, ее обороноспособность. Патриотизм Юрия Дмитриевича был абсолютно естественным, как дыхание. Уверен, если бы кто-нибудь пристал к нему с вопросом: «Скажите, а вы патриот?» – посмотрел бы как на идиота.

* * *

Конечно, были у него и свои кумиры. Он с большим уважением относился к Дмитрию Федоровичу Устинову, считая его министром номер один, и Алексею Николаевичу Косыгину – за ум, умение общаться и за то, как тот строил свою политику. Эти два человека всегда были у него на слуху. Еще две исторические фигуры, очень интересовавшие Маслюкова, – Франклин Рузвельт и Уинстон Черчилль: Юрий Дмитриевич прочитал огромное количество книг об их жизни и деятельности. Крайне серьезно относился к Сталину и четко расставлял акценты: в любом споре Юрий Дмитриевич мог аргументированно рассказать, что хорошего и что плохого было в правлении Сталина, не давая оппоненту завести себя в тупик.