Последний шаг

«Уважаемый господин Монолиу, — писал Тибериу Пантази, он же Датку, — полученное мною письмо ставит меня в затруднительное положение. Я должен вернуться в Рошиори-де-Веде, так как там случилось что-то серьезное. И поскольку утром, на рассвете, туда есть поезд, я вынужден уехать, не простившись с вами. Извините меня за невежливость. Я благодарю вас за ваше исключительное гостеприимство. Вы были для меня семьей. На свете мало таких хозяек, как ваша замечательная жена, натруженные руки которой я с уважением целую. Желаю вам доброго здоровья.

С признательностью

Василе Датку».

Прочитав записку, Лучиан еще больше нахмурился; вне всякого сомнения, это было прощальное письмо. Он передал его Фрунзэ, а сам окинул взглядом комнату:

— Он забрал все свои вещи?

— Да у него много-то вещей и не было, — ответила женщина. — А что? Что-нибудь случилось?

Лучиан с трудом скрывал свое состояние. Разве мог он кому-нибудь признаться, что старый «джентльмен» Тибериу Пантази поставил его в дурацкое положение? Без сомнения, он просто скрылся, доказательством тому служила записка, оставленная Монолиу. Ведь Пантази знал, что в двенадцать часов он, капитан Визиру, появится на улице Пахаря, дом 21. Ему бы следовало поступить по-джентльменски: оставить хотя бы несколько строчек вчерашнему собеседнику, извиниться или как-то объяснить свой неожиданный отъезд. Неужели это неуклюжий стариковский розыгрыш? Ведь он даже не раскрыл своего настоящего имени. А какое же из имен настоящее?

— Разрешите посмотреть, что в шифоньере? — обратился Фрунзэ к хозяйке.

Просьба Фрунзэ напомнила Лучиану об обязанностях — о том, что положено предпринять на месте происшествия.

Хозяйка сама открыла шифоньер, будто желая тем самым показать офицерам, что ей нечего скрывать.

— Когда он приезжал к нам, у него, как правило, было при себе немного вещей.

Полки шифоньера были пусты. Лучиан подошел к открытому окну — занавеска отдернута в сторону, в хорошо ухоженном садике, под цветущей айвой, стоял столик и несколько стульев. «Приятно посидеть здесь, в тени», — подумал Лучиан, ни на минуту не забывая о Тибериу Пантази. Он повернулся к хозяйке и спросил:

— Вы уверены, что постоянное местожительство вашего жильца было в Рошиори-де-Веде?

— Вот тебе на! — неожиданно для Лучиана возмутилась женщина. — Вы что думаете, мы с законом в прятки играем? Если вы из госбезопасности, можете проверить… Всякий раз, когда он останавливался у нас, мы его временно прописывали в милиции. Так что с этим у нас все в порядке.

— А на этот раз вы его прописали?

— А как же иначе? Ведь он нам сказал, что поживет больше месяца… Наше отделение милиции четырнадцатое… Можете проверить… Уже пятая неделя пошла, как он приехал…

— Вы его давно знаете?

— Да уж лет шесть. Как-то вечером в Кэлимэнешти он заговорил с нами. Мы привязались к нему, он к нам. Мы одни, и он без семьи. Так и сдружились.

— Как он проводил время? — спросил женщину Фрунзэ.

— Ну, как проводил? — На ее лице отразилась глубокая досада: она жалела, что открыла им калитку, теперь вот навязались на ее голову. — Иногда выходил погулять… в кино… То пишет что-нибудь, — нехотя отвечала женщина.

— Он писал?! — не удержался Лучиан.

— А что тут удивительного? — опять возмутилась хозяйка, будто офицер утверждал, что Пантази, он же Датку, был неграмотным. — Видите стол посередине? Он подвигал его к окну и принимался писать.

Лучиан вспомнил об обещанных записках, и чувство, что бывший резидент подшутил над ним, усилилось.

— Говорил, что хочет стать писателем… Мой муж подтрунивал над ним. «Что будет, — говорил он, — если все пенсионеры примутся книги писать?»

— Ничего хорошего, — бросил Фрунзэ. — А кто-нибудь приходил к нему?

— Я ведь вам сказала уже: никто к нему не заходил.

— И даже писем он не получал?

— Говорю же: никого у него не было, — рассердилась хозяйка. — Что, разве я по-турецки говорю?!

— А вчерашние посетители? — мягко возразил Лучиан.

— Э, это были очень важные господа! — воскликнула хозяйка, словно визит вчерашних гостей чем-то польстил ей. — Прилично одетые, на роскошной машине… А больше за все шесть лет, что он жил у нас, никто его не навещал.

Лучиан огляделся и, тронув Фрунзэ за локоть, направился к выходу. Во дворе Мишу яростно залаял на них, но теперь хозяйка не стала его успокаивать.

— Когда мы можем застать вашего мужа? — уже у калитки спросил Лучиан.

— После обеда, после пяти.