Последний путь

— Сама подумай. Никто из нас не знает когда умрет. Это может произойти от кинжала мелкого разбойника, от камня, который вдруг решил упасть с вершины или…

— От неизвестной хвор’обы. Я понимаю к чему ты клонишь.

— Да. Одним фактором меньше, одним больше. Какая разница? С кольцом даже проще. Хоть понятно, что нужно делать. Идти в Мэф и пытаться как-то от него избавиться. Меня больше угнетает другое… Эй! — Я присвистнул трактирщику. — Еще одну повтори! Меня добивает пустота в моей голове… Я не помню кто мои родители, вся моя родня… Просто помню, что они были и все. Это странное чувство, словно от моего прошлого остались только небольшие наброски карандашом. Тот факт, что я не знаю, как оказался здесь и за что отсидел столько лет вообще мне не дает покоя. Не наше ли прошлое формирует то, что мы называем личностью? Без него я просто дурацкий чёрно-белый рисунок… не более. Но что самое ужасное… еще больше я боюсь представить, чем были заполнены эти пробелы.

— Р’азговоры зашли про смысл жизни… Видимо я здор’ово вр’езала.

Все-таки она ребенок. Нашел с кем затевать такие темы…

— Да ты выпила всего половину! Я уже второй пью!

— И зр’я налегаешь так… Это очень ковар’ное пойло! Сер’ьезно!

— Да верю…

— А смысл жизни… он сложный. Когда отец был жив все было так просто… Я хотела доказать, что хор’ошая дочь. Из кожи вон лезла, чтобы услышать его похвалу. Закр’ывала его долги… Все ждала, когда он наконец поймет, оценит… Стр’адала из-за этого. Думала, когда же наконец меня это пер’естанет беспокоить. И вот сейчас… я сижу здесь, долги почти выплачены. Доказывать что-то уже не кому… И я чувствую себя абсолютно опустошенной. У меня нет больше цели. Нет смысла…

Я коснулся руки Кэр, и почувствовав, что она ледяная, крепко сжал.

— Знаешь… Я уверен, он всегда гордился тобой. Просто не всем хватает смелости… или ума, чтобы сказать это. По себе знаю.

Она мило улыбнулась, а затем посмотрела мне в глаза.

— Да что ты там знаешь, ты ж нихр’енашеньки не помнишь.

— Это не надо помнить, это достаточно знать. Ты найдешь новую цель, я уверен.

— Спасибо! Не знаю как тебе, а мне стало легче. Ну что пошли?

— Я еще не допил!

— Да выпей залпом и дело с концом. Пошли!

Вскоре мы покинули стены заведения и отправились в центр. Настроение стало лучше некуда, а предстоящее задание казалось слишком далеким и неосязаемым, чтобы волноваться на его счет.

Мы шли по тенистым улочкам безмолвно, каждый в своих мыслях. Этот разговор не решил наши проблемы, но мне действительно полегчало. Может стоит открываться чаще?

В сумерках Карабунд изменился до неузнаваемости и из радужного города превратился в мистическое святилище. Виною тому стали множество мелких жаровен, что местные зажигали у своих дверей. С одной стороны, это был источник света, призванный развеять густую тьму. С другой ритуальный огонь, который зажигали каждую ночь в дань давним традициям, когда горняки еще покланялись слепому богу. Сейчас идолопоклонство преследовалось Мэфом, но бороться с банальной привычкой никто не собирался.

Извилистые серпантины троп вскоре привели нас в центр, где на парящих платформах расположилось три здания внешне сильно выбивающихся из городского ансамбля. Одно большое наверху и два поменьше внизу.

Будучи полностью из дерева, видимо, для облегчения конструкции, они имели белый цвет и редкие вкрапления коричневых перекладин. Такой себе шале, но на местный мотив. Главное здание было чуть побольше и возвышалось над двумя помельче.

— Их возвели уже в новую эпоху. — пояснила Кэр. — Как символ власти столицы, которая держится на трех столпах: знаниях в образе библиотеки, воли народа — это особняк совета и единомыслия — храм Мэфа.

— Вот оно как… Самое большое небось храм?

— Не угадал, это как раз совет.

Узкие переулки были почти безлюдны, лишь на деревянной площади, устланной мозаикой из разноцветной древесины, группа уставших горожан кричала «Позор» и «Верните наших мужчин». Время было позднее и вероятно большинство митингующих уже разошлись, оставив место самым упертым.

Нахлобучив на голову капюшоны, мы подошли поближе, чтобы узнать какова цель их противоборства.

— Уже полгода без вести пропадают наши мужчины. — Пробасила одна широкоплечая дама. — Служители порядка ничего не могут сделать, а советник отмалчивается, словно это и не его проблема. В городе орудует маньяк или целая банда, а мы обычные граждане беспомощны! Нас не хотят слышать! Мы остаемся без мужей, братьев и своих детей! Страшно жить в таком мире!

— А через канцелярию не пробовали жаловаться? — спросила Кэр, рассматривая многочисленные складки на пузе одной из протестующих.

— Милочка, неужели ты думаешь, что мы все такие тупые! Писали! Да и не один раз, но совету насрать! Они умеют только бумажки перекладывать из одной стопки в другую, до реальных дел руки не доходят. — резюмировала она, сворачивая свои пожитки.

— Кто бы сомневался! — Съязвил я. Алкоголь сделал свое дело и придал мне смелости. — Митингуй не митингуй, все равно получишь… Ай, за что. — В плечо прилетел удар от Кэр.