— Исчезаю, — тихо повторил Юлиан. Несколько секунд они смотрели друг на друга глаза в глаза. Вельнер усмехнулся и сделал знак рукой. Юлиан отступил, и дверь захлопнулась перед самым его носом. Снова барабаны, снова мерцающий свет и дым, переливающийся всеми цветами. Юлиан двинулся вперед сквозь чад и неприятный запах тел, к горлу подступала тошнота, но он продолжал бесстрашно продираться, кого-то оттолкнул в сторону, другому хорошенько двинул и наконец пробрался к выходу; перед глазами замелькали граффити, он взбежал по лестнице, толкнул дверь, вышел на улицу. На мороз, под падающий снег.
Нестерпимо хотелось присесть, но времени уже не осталось, теперь главное — поскорее прочь. Он все еще держал в руке паспорт; потом спрятал в карман пиджака и двинулся дальше; автомобиль разрезал лужу, и брызги полетели прямо на его штаны. Лениво проползла снегоуборочная машина. Поодаль стояла, прислонившись к стене, женщина. Короткая юбка, крашеные рыжие волосы, пышно ниспадавшие на плечи, кожаная, до пояса, куртка. Бедняжка, наверное, продрогла. Если заговорит, тогда пойду с ней! Юлиан приближался, женщина повела глазами в его сторону, но, казалось, смотрела мимо, словно совсем его не замечая. Повеяло запахом дешевых духов. И вдруг, случайно увидев, как играет свет на женских волосах, Юлиан так страстно возжелал ее, что стало нечем дышать. Он обернулся, но той уже и след простыл; только ветер гулял по тротуару.
Опустив глаза, Юлиан перешел через дорогу, ему было все равно, куда приведут ноги. Он чуть не наскочил на мужчину, но успел увернуться, ступил на белую разметку зебры; какая-то машина тщетно пыталась тронуться с места, колеса прокручивались, и «дворники» беспомощно шмыгали туда-сюда. Юлиан остановился, поднял голову. И не удивился, увидев на другой стороне улицы вокзал. Над входом висели электронные часы: до ночных поездов оставалось больше часа. За спиной выросла тускло освещенная кофейня. Он толкнул не очень-то чистую стеклянную дверь и прошел внутрь.
Две дешевые люстры под хрусталь, затхлый прокуренный воздух, на стенах затянутые тонкой желтоватой пленкой выцветшие старые плакаты, на плакатах тщеславно улыбающиеся актеры, в чалмах и коронах. На шкафу телевизор с выключенным звуком. Юлиан снял куртку и опустился на стул. За столиками сидели редкие посетители: люди листали журналы или в оцепенении смотрели прямо перед собой; официантка суетливо бегала туда-сюда, поглядывая, нет ли новых клиентов. Юлиан вскинул руку, но девушка как будто ничего не заметила. Но когда махнул костлявый мужичок за соседним столиком, она тут же явилась, выслушала нашептанный на ушко заказ, кивнула и поспешила прочь.
— Девушка! — закричал Юлиан, и еще громче: — Девушка!
Мужичок стал нервно оглядываться, официантка вернулась и что-то поставила перед ним на столик; Юлиан наклонился и увидел тарелку с куском пирога, пористым, похожим на пластмассовый. И задумался: где-то ему уже доводилось видеть этот пирог? Официантка опять свернула на кухню. Юлиан поднял руку, сжал в кулак и изо всей силы ударил по столу.
Девушка скрылась. Мужичок медленно повернул голову и, нахмурившись, стал озабоченно всматриваться туда, где сидел Юлиан, словно с той стороны исходила невидимая и все омрачавшая опасность. За окном брел слепой с собакой, наткнулся на сугроб и снова обрел равновесие; некоторое время Юлиан смотрел ему вслед, пока не заметил, что с псом что-то не так. Шелковистая шерсть, настороженно торчащие уши, щелки сосредоточенных глаз — это была огромная овчарка, и она явно не справлялась с ролью поводыря: бежала не по прямой, а виляя, даже не пыталась обойти препятствия, задела фонарный столб, наткнулась на пожарный кран и вдруг стянула хозяина с тротуара на проезжую часть, так, что тот чуть не упал. Машина резко затормозила, завизжали тормоза, пес отскочил, бросился назад, откуда они пришли, и потом оба скрылись в черной расселине между двух домов. Юлиан отвернулся и обомлел от ужаса. По залу медленно шел Мальхорн.
Мальхорн собственной персоной: острый подбородок, косичка, презрительно скривленная нижняя губа. Юлиан машинально захотел нырнуть под стол или закрыть лицо руками, но было уже слишком поздно, и он сдержался. Мальхорн приближался, потирая нос и, по обыкновению, поднимая и опуская плечи, толкнул дверь и скрылся. Скользнул мимо окна, за которым сидел Юлиан, посмотрел направо, налево, снег уже запорошил его волосы. Мальхорн остановился, поскреб ботинком о бордюр и тронулся дальше, постепенно исчезая из поля зрения.
Юлиан обхватил руками голову. Пульс успокаивался. Ведущий из телевизора вертел микрофон и очень быстро шевелил губами. Картинка поменялась: на диване сидел, учтиво склонив голову, священник, рядом с ним — развязный малец в круглых очках, совсем еще дитя: нога на ногу, между указательным и большим пальцами сигарета. Святой отец отчаянно жестикулировал, и при каждом взмахе на его левой руке сверкало кольцо; малец открыл рот, священник покачал головой, и снова в кадр влез ведущий, выделывая неуклюжие па.