Последний поцелуй

Бомбы падают близко —
                                    у самого сердца.
Не забыть, не забыться, товарищи, нам.
Разбомбленная старость,
                                     убитое детство  —
Нашей жизни открытая рана —
                                                Вьетнам.
Забывать не хочу
                         и забыться не смею.
Вижу хижины,
                     вижу изгибы траншей.
В джунглях хищники есть,
                                       в джунглях водятся змеи,
Но незваные гости лютей и страшней.
Парни рослые —
                        сплошь как в команде бейсбольной.
Только это со смертью игра,
                                         а не в мяч.
На горящие джунгли взирает без боли
Аккуратный,
                   окончивший колледж,
                                                   палач.
Вот следы интервентов —
                                    дождями не смыть их.
Поднимается мир на вьетнамский набат.
Превращаются там Сулливаны и Смиты
В неизвестных солдат,
                                  в неизвестных солдат.
Мне на Эльбе встречаться пришлось
                                                       с их отцами,
Как известно,
                    с фашизмом сражались они.
Сыновья показали себя во Вьетнаме.
Виноваты вы сами,
                            что доброе «ами»
Как позор,
               как проклятье звучит в наши дни.
Я не радуюсь гибели диких пришельцев —
Горе их матерей безутешно.
                                              А все ж,
Рисовод и зенитчик — точнее прицелься.
Отбомбились? Уходят?
                                  Нет, врешь, не уйдешь!
Кровью крашены
                          красные волны в Меконге,
Но Вьетнам до победы сражаться готов.
Мистер Джонсон!
                          Ужели рыбацкие джонки
Угрожают дредноутам ваших флотов?
Против морд этих бритых
                                       с оскалом злодейским
Непреклонность фарфоровых матовых лиц,
И фигур узкоплечая хрупкая детскость,
И язык, мелодичный, как пение птиц,
Мы-то знаем:
                    у тех, кто за правое дело
В бой идет,
                  есть геройства особый запас,
Наливающий сталью тщедушное тело,
Приводящий в смятенье рискнувших напасть.

1966

Я смогу!

Движенья акробатов отработаны,
Блестит в лучах прожекторов трико.
Простившись с повседневными заботами,
Под куполом юнцы парят легко.

На этот блеск толпа глядит восторженно.
Сиянья детских глаз не передам.
И на колени капает «морожено»,
Которое разносят по рядам.

Гимнасты голенасты, светло-розовы.
В испуганной оркестром тишине
Они плывут, как рыбы в круглом озере,
И кланяются на песчаном дне.

Но меркнет это царственное зрелище,
Когда выходит рыжий на манеж,
Ногами двигать толком не умеющий,
В широких путах клетчатых одежд.

Мысы штиблет он поправляет палкою,
Приподнимает шляпу-канотье,
Смущает первый ряд улыбкой жалкою…
И вдруг взмывает к звездной высоте.

Блестящие трико такие тусклые!
Куда там акробатам до того,
Кто под лохмотьями скрывает мускулы,
Небрежно прикрывая мастерство.

Легко расправясь с неуклюжей робою,
Он лихо выгибается в дугу…
Приду домой и сам взлететь попробую
Я тоже неуклюжий. Я смогу!

1965

«Юбилеи вокруг, годовщины…»