Последний поцелуй

— А это важно? Даже если я открою свой аккаунт и покажу тебе время, в которое отправил письмо, это лишь подтвердит сам факт отправки. Ты все еще будешь думать, что после этого я что-то сделал с Эмбер, разве нет?

Ну вот и пора. Вопрос в лоб.

— А это не так?

— Мне не нужно на это отвечать.

В его глазах мелькнула боль. Я уже видела его таким раньше, когда спрашивала о смерти Мисси. Почувствовала себя жестокой, что вновь задаю такой вопрос, но выбора не было.

И это большая проблема в наших отношениях.

— Знаешь что, Рив? — Я откинула с лица выбившуюся из пучка прядь волос. — Неважно, каким будет твой ответ. Потому что, в любом случае, даже если ты и ответишь отрицательно или положительно, или вовсе никогда ничего не расскажешь, все равно над нами будет висеть эта туча. Она все равно будет мешать нашему счастью. Мы всегда будем несчастными влюбленными.

Рив вновь подошел ко мне.

— В тебе сейчас говорят эмоции, Эмили. Это пройдет. Сейчас мы нуждаемся друг в друге. Не отталкивай меня. Пожалуйста.

Он стоял прямо здесь, рядом со мной, и просил позволить ему протянуть мне руку, или сделать это самой. Вновь просил принять его любовь. Всегда просил.

Но я не могла ее принять, каким бы заботливым и любящим Рив ни был. Его любовь была будто солнцем, а я — льдом. И хотя мне безумно нравилось таять в его присутствии, я не осознавала, что он со мной делал. Не знала, кто тот человек, которым ч становилась. Я всегда была той, кем меня хотела видеть Эмбер. И другого не знала.

Я скрестила руки на груди и шагнула назад.

И этот шаг сказал все за меня. Боль теперь отражалась не только в глазах Рива, но и в его выражении лица, позе.

— Ты сказала, что доверяешь мне! — рявкнул он. — Это была ложь?

— Я и себе-то больше не доверяю, Рив! Думала, я знала, что делаю. Призналась Эмбер, что люблю тебя, и она попросила меня уйти, и я согласилась, и правда решилась на это, а потом все равно провела ночь в твоей постели. — Все это я протараторила, едва осознав, что только что впервые призналась Риву в любви. И рассказала тот секрет, который скрывала от него с тех пор, как Эмбер попросила меня уехать.

Он весь напрягся, а единственным признаком бушующих чувств был подергивающийся глаз.

— Ты собиралась уехать? После всего того времени, что мы провели вместе на этом острове?

Я и не собиралась давать заднюю. Пора во всем разобраться.

— Да.

— Почему?

— Потому что она меня об этом попросила. Вот, как у нас все работает: она говорит, а я делаю.

— Не понимаю, Эмили. — Этой простой фразой он словно вонзил мне нож в сердце. Думала, Рив единственный человек, который меня понимал.

— Это лишь подтверждает, что мы не можем быть вместе.

Он покачал головой и попятился, словно был слишком зол, чтобы продолжать разговор. Как только я подумала, что Рив сейчас развернется и уйдет, он обратился ко мне.

— Как ты можешь до сих пор позволять ей иметь над тобой такую власть? Она умерла. Ты теперь освобождена. Но ведешь себя как жертва со стокгольмским синдромом: все еще защищаешь ее, все еще ждешь, когда она скажет, что можно делать, а что нельзя. Когда ты уже поймешь, что и без нее можешь принимать решения и думать?

На протяжении всей службы я ни разу не всплакнула, а теперь вдруг глаза наполнились слезами, а в горле пересохло.

— Не тебе критиковать кого-то за пользование властью.

— Ты права. Мне нравится делать все по-своему, и в определенных сферах жизни я требую этого. И если ты хочешь именно того, чтобы тебе говорили, как одеться, что сказать, где жить, на чем ездить и как трахаться — я могу это организовать.

Рив смотрел на меня широко раскрытыми глазами и поднял палец, чтобы подчеркнуть свои слова.

— Но я не собираюсь манипулировать тобой и заставлять выбирать то, что может сделать тебя несчастной. И хочу, чтобы ты была той женщиной, которая думает и принимает решения своей головой. Если это у тебя совсем не получается, тогда ты права, нам лучше расстаться.

Саллис вновь повернулся, намереваясь уйти, а потом обернулся ко мне.

— Она умерла не потому, что ты любишь меня, Эмили.

По моей щеке скатилась слеза.

— Возможно, она умерла потому, что ты любишь меня.

— Ох, Боже. Мы ходим кругами. — В порыве ярости Рив пнул ногой деревянные планки на одном из складных стульев. — Я ее тоже любил, помнишь?

Я поджала губы, стараясь сдержать всхлип.

— Это не одно и то же.

— Неважно, одно и то же это или нет. Я любил ее и не сделал бы ничего, что могло причинить ей боль.

— И как мне поверить в это? — Самое дерьмовое, что я действительно верила ему. Всегда верила, что он любил ее, но наш спор вышел из-под контроля, а аргументы закончились. Во мне теперь говорила боль. Я давила на те точки, которые были у Рива болевыми. — Это ведь ты позволил ей уйти с Микелисом.