Последний поцелуй

Он послушно скатывается с меня на кровать, лежит и тяжело дышит, но продолжает сжимать своей рукой мою, будто должен чувствовать, что я всё ещё рядом с ним.

Так лучше. Расслабившись, я возвращаюсь к своему мечтательному удовольствию, и мои мысли мягкие.

«Это посткоитальные эндорфины», – говорю я себе. Это приятно.

– Так что ты там читал о матрасах? – спрашиваю я Василия.

– Я солгал, – медленно говорит он, закрыв глаза, словно в размышлении. – Подумал, что это отвлечёт тебя.

Вскрикнув, я встаю с кровати. Он вдалбливал меня в матрас, полный бактерий. Я практически ощущаю, как моё тело покрыто стафилококками и пылевыми клещами.

– Ненавижу тебя!

– Нет, я тебе нравлюсь, – он улыбается, протягивая мне руку.

У него блестит кожа, и он выглядит удовлетворённым.

– Вернись. Мы снова займёмся сексом, когда я восстановлюсь.

– Не трогай меня, – говорю я ему. – Сейчас я должна принять душ. Не могу поверить, что ты мне солгал. Ты ужасный, ужасный волк, – я практически реву на него.

Мне хочется ударить его, но вспоминаю, что он получает от этого удовольствие, и беру себя в руки.

– Теперь мне придётся скоблить себя от макушки до пяток.

И я штурмую ванную. Пришло время очищающего душа при максимальной температуре.

Глава 25

Василий

Я слишком насыщен, чтобы разозлиться на Наоми за то, что она убежала в душ. На мгновение я задумываюсь о том, чтобы присоединиться к ней в душе, помыть её тело, намылить её твёрдые соски, а потом отказаться от мытья и втиснутся в её плотную киску. Я провожу пальцем по щеке там, куда она так внезапно и неожиданно ударила.

Поднявшись с кровати, я оглядываю своё отражение в грязном зеркале. У меня грудь покрыта красными царапинами и укусами. Я улыбаюсь увиденному, а затем улыбка превращается в смех.

– Ох*енно!

Отлично, я с наслаждением потираю грудь. Мне хочется, чтобы она меня била. Приказывала мне стоять на коленях и истекать кровью, пока она будет бить меня снова и снова. Я много размышляю о боли и удовольствии, которые она мне принесла.

Боль заставляет меня чувствовать себя прошлым. До Наоми половой акт был таким же, как сходить в туалет или поесть, ничего не значащие события. Несколько раз, когда была боль, я чувствовал нечто большее, чем просто облегчение во время секса, но никогда не изучал это чувство. Не знаю, как я понял, что мне нужно, чтобы Наоми ударила и пометила меня. Но теперь хочу, чтобы она делала это снова и снова. Моё тело болит от её прикосновений, царапины ногтей и укусы острых зубов.

«Она животное. Нет, – я поправляю себя. – Она моё животное, а я её».

С самодовольной улыбкой я одеваюсь и выхожу.

Наоми пробудет в душе несколько часов, по крайней мере, пока не закончится горячая вода. Пока она избавляется от микробов с матраса, я позабочусь о нескольких вещах, чтобы мы смогли добраться до Венеции на следующем поезде.

Флоренция – небольшое убежище рядом с городом. Узкие мощёные улицы переполнены, в основном, туристами и студентами, но в Риме очевидный непривлекательный плюс, там можно быть не заметнее. Там, как и в Ватикане, умеют хранить секреты и сокровища.

Флоренция мне подходит. Это дом Медичей. Эпицентр их власти. Я останавливаюсь у Санта-Мария Дуомо. В этой церкви во время мессы семья Пацци, завидовавшая власти Медичей, пыталась убить Лоренцо и его брата Джулиано. Бернардо Банди и Франческо де Пацци атаковали двух братьев перед алтарём, и это было шокирующее событие, но оно санкционировано Папой Шестым, который справедливо боялся растущей власти Медичей. А затем он провозгласил, что рука Бога защитила их и помогла выжить, что являлось признаком того, что даже небеса одобряют Медичей. Настоящую месть совершил Джулиано уже из могилы, когда его незаконнорождённый сын стал Папой Климентом VII.

Медичи не изобретали идеи о семье, но они начертили план, как построить династию. Они были безжалостны в своих возмездиях. Через несколько часов после нападения во время Великой Мессы главные заговорщики, в том числе архиепископ Сальвиати и синьор Пацци, были подвешены в петли за окнами Палаццо делла Синьория. А в следующие несколько дней Медичи сократили мужскую популяцию семьи Пацци по всей Европе, а их счета были опустошены друзьями Медичей.

Тем не менее, династия Медичей исчезла. По большей части их знания уплыли из семейных рук, а наследие стало историческим, а не ценным.

Какое бы восхищение они ни вызывали, нужно учиться на их падении. Застревание в прошлом может только навредить будущему. Бессмысленное желание старой гвардии Братвы обладать этой картиной и станет их концом. Я стану их концом.

 Я следую по лабиринту булыжных дорог, пока не дохожу до Академии изящных искусств. Через несколько небольших домов я поворачиваю налево и прихожу в свой пункт назначения, скрывающийся за большой зелёной железной дверью, которая шириной с мою руку и высотой с меня.

Пишу своему контакту и стучу в дверь, чтобы мне открыли.