Последний поцелуй

У неё расширяются глаза, и я слышу всхлип. Возможно, её, а может, той девушки. Девушка пожимает плечами, глядя на вещи Наоми. Жестом приказываю ей встать и подойти ко мне, чтобы я мог закрепить жемчужный ошейник на ней. Она непохожа на Наоми, но в тёмном свете и клубах дыма запомнится только одежда. Одежда и жемчуг.

– Возьми у него, что хочешь. В его кошельке около двух тысяч евро. Всё твоё. Но помни, если хоть шёпот об этой ночи просочится на улицу, я буду знать, что это ты. И я найду тебя, тогда ночь с Эмилем тебе покажется раем. Ты меня понимаешь?

Она кивает. Я держу Наоми за руку и опускаю голову.

– Тогда иди и наслаждайся своей свободой.

Наоми тащит меня за руку. Мы выходим из комнаты и из клуба, поднимаясь вверх по лестнице на улицу. Сцены из комнаты снова появляются в моей памяти. Действия Наоми и моя открытость к её прикосновениям озадачивают меня. Не могу разобраться в собственных чувствах, но Наоми не испытывает никаких угрызений совести, и я спрашиваю.

– Почему ты трогала меня в клубе?

– Мне захотелось, – просто говорит она. – Тебе не понравилось?

Нравится? Такое американское слово. Русские говорят, что это было приятно, но её рот на моём члене был более чем приятным... это было волнующе. Я откладываю эти воспоминания на время, не желая думать об этом больше, потому что они вызывают странные эмоции.

– Пройдёмся немного, возьмём такси и вернёмся в гостиницу, – говорю я ей.

Она держит меня за руку, пока мы маневрируем по узким булыжным улочкам, обходя главные дороги, и держим путь на север к Хасслеру. Воздух охлаждает моё тело и облегчает яростную боль в паху.

– Что такое гаремный мальчик? Когда он это сказал, твоя нога застыла.

Теперь я напрягаюсь.

– Это распространённое дело в некоторых странах Центральной и Южной Азии, хотя и распространилось за пределы этих регионов. Там берут молодых мальчиков, очень молодых мальчиков, и обучают их искусству сексуального рабства. Их лишают мужественности. Некоторых из них одевают в одежду для девочек. Они выглядят, как куклы, и выполняют все прихоти своих владельцев. Их называют гаремными мальчиками, иногда чайными мальчиками. И ещё иногда танцующими мальчиками.

– И только мальчики? – спрашивает она.

– Да. Всегда мальчики.

– А что там было про Талибан? Как они с ним связаны?

– Во «Дворце Императора» не торговали телами?

Она оказалась удивительно наивной в отношении этих вопросов. Запретный секс и сомнительные связи – идеальный товар для глубокого интернета, в котором она успешно работала по воле своего уже мёртвого похитителя Хадсона.

– Нет, я такого не делала. Я удаляла такие запросы и блокировала учётные записи. Я никогда не говорила об этом Хадсону, а он не заметил, потому что все остальные деньги были у нас.

Я киваю, раздумывая о её днях, проведённых в подвале у Хадсона, когда она защищала своих родных ударами пальцев по клавишам. Она гораздо более смелая, чем думает или признаёт.

– Талибан не одобряет развития педофилии. Многие вещи дозволены, но очевидно, не насилие над мальчиками.

– Это ужасно. Я никогда не слышала об этом.

– В мире много ужасных вещей, Наоми. Но люди с деньгами и властью могут защитить себя и своих близких. Этого же хочу и я. Не допустить, чтобы ужасные вещи коснулись людей, за которых я переживаю.

Глава 20

Наоми

В тишине мы возвращаемся в отель. Василий не говорит, а я чувствую себя сонной. Мучительно покидать клуб без затычек для ушей и маски на глазах. Всё вокруг грохочет мне прямо в мозг. Мне мешает впасть в очередной приступ только то, что Василий сильно сжимает рукой моё плечо.

Вероятно, всё-таки немного впадаю. С Василием я могу контролировать положение. В странных ситуациях он поддерживает безопасность для меня, поэтому я могу погрузиться в свои мысли и расслабиться. В какой-то момент отключаюсь в машине и начинаю напевать спасительную песенку про паучка, а когда возвращаюсь к реальности, понимаю, уже четыре часа ночи, и я в постели. Кто-то снял с меня туфли и засунул под одеяло. Но я всё ещё одета, и это точно сделала не я. Ведь я никогда не сплю в одежде.

Меня постоянно удивляет доброта Василия ко мне. Знаю, он просто убийца, а я его странноватый хакер-партнёр по преступлению, но в нём что-то есть. Он больше, чем друг. На самом деле, если бы мы были в другом положении, я бы назвала его лучшим другом. Никто, кроме него, не заботится о том, чтобы мне было комфортно. Он заботится обо всём, особенно в мелочах, показывая, что думает обо мне и моих причудах, даже когда я не в себе. Никто, даже мой брат Дениэл, так тонко не чувствовал мои нужды.

Рядом с Василием не чувствую себя уродцем или чудовищем. Он обставляет мои особенности, похожими на обычные вещи, а не странными. Меня переполняет непонятное чувство привязанности к этому человеку. Привязанности и очарования.

Интересно, где он сейчас.