Последний поцелуй

Выражение его лица меняется, и я задаюсь вопросом, собирается ли он меня поцеловать. Но вместо этого он отпускает мою руку.

– Ты помнишь своё стоп-слово?

– Диспепсия.

– Хорошо, – он хихикает. – Одевай и пойдём.

Всё во мне беспокойно бурлит оттого, чтобы идти в странное место с завязанными глазами и заткнутыми ушами, одетой только в нижнее бельё и плащ. Но тут рука Василия ещё раз ласкает моё колено, и я понимаю, что он со мной. Он не позволит, чтобы со мной что-то случилось.

Я доверяю ему. Ничья рука, кроме его. Ничьи микробы, кроме его.

Воткнув затычки в уши, надеваю повязку, и Василий открывает дверь. Этого не слышу, но ощущаю свежий воздух на своей коже, и то, что Василий тянет меня за руку. Я медленно выбираюсь из машины и встаю рядом с ней, а он движется рукой по моей спине и ведёт меня.

Это как оказаться в коконе. Мои чувства притупляются. Я ничего не вижу и не слышу, кроме шума басов внутри здания. Другие чувства стремятся восполнить потерю. Мне хочется держать Василия за руку, чтобы чувствовать его мозолистую кожу под своей. Но он ведущий, а я ведомая. Я жду простых сигналов, которые покажут, чего он хочет. Быстрое простое прикосновение к моей руке приказывает мне подождать. Нежная ладонь на моей спине указывает идти вперёд.

Затем воздух меняется и становится теплее. Ветер прекращается, а басы усиливаются. Должно быть мы внутри. Я немного поднимаю голову, пытаясь почувствовать хоть что-то, но мой кокон этого не позволяет.

Мы проводим внутри, наверное, несколько минут, и мне трудно определять время, когда Василий касается рукой моего подбородка. Сквозь размытые звуки я едва разбираю голоса и его голос, но не понимаю, что он говорит. Я опираюсь на его прикосновения, стремясь к подчинению. Мне хочется помочь. Сегодня мы играем в притворство, и у него интересная роль.

Он снова ласкает пальцами мою челюсть и скользит рукой по горлу, развязывая узел плаща. Чувствую, как материал опадает на пол, как оголяются мои руки и ноги, удивляясь, сколько же людей видят меня в кремовом белье и жемчугах. Я дрожу от этой мысли, а Василий скользит рукой по моей руке.

А потом я начинаю думать о Василии. Нравятся ли ему, как я выгляжу? Я немного кокетничаю, притворяясь, что он любуется моей грудью, и выставляю её вперёд, чтобы он оценил её. Небольшим толчком он направляет меня ближе к себе. Затем он берёт мою руку и подносит к ошейнику, и я передвигаю пальцы по золотой цепи, пока они не упираются в его тёплую руку. Это молчаливый вопрос. Может ли он управлять мной таким образом?

Я нервно облизываю губы, а он сжимает мне руку в качестве одобрения. И мы заходим в то, что должно быть вечеринкой.

Я теряюсь во времени, потеряв зрение и притупив слух. Василий был прав в этом, так я не нервничаю. Там может быть тысяча грязных людей с микробами в дюйме от меня, но мне всё равно. Сейчас он центр моего мира. Я цепляюсь за его руку и иду, а затем останавливаюсь, когда он касается моей руки. Люди общаются вокруг меня, но их голоса смешиваются с гудящими басами и почти неразличимы. Возможно, мы на этой вечеринке пять минут, а может, и пять часов, для меня всё одинаково. Воздух здесь влажный и тёплый, и моя кожа влажная от пота, хотя я ничего не делаю, кроме хождения за ним.

Возможно, ожидание неизвестности заставляет меня потеть. Почему-то я чувствую, что в этот момент мы делаем что-то потрясающее. Не сомневаюсь, Василий одной большой сильной рукой несёт мою цепь, а другой готов схватиться за оружие. Будет ли он стрелять в людей? Или уже сейчас стреляет? Я раздумываю об этом и прихожу к выводу, что всё-таки нет. Конечно, раз я могу расслышать басы и разговоры, то услышу и выстрелы. Представляю, как он по ночам ломает человеческие шеи. Изображение забавляет меня, и я улыбаюсь.

Он протягивает руку и касается пальцами моего рта, будто хочет вызвать больше моих улыбок. Но мне хочется больше его прикосновений, и даже не возражаю против его микробов. Поэтому я облизываю пальцы, которые скользят по моим губам, представляя его реакцию в тишине.

Василий сжимает мою руку, дёргая цепочку, и мы снова идём. Продвинувшись достаточно далеко, слабый ропот разговоров исчезает, а звуки музыки превращаются в успокаивающий шум. Теперь я различаю голос Василия, он разговаривает с кем-то ещё. У этого кого-то пронзительный смех. Слышу женский визг, понимая, что рядом ещё двое. Испуганный визг женщины заставляет меня нервничать, и я снова сжимаю руку Василия. У меня рука потеет в его, и я почти чувствую, как в меня просачиваются его микробы. Должно быть, ему противно, но он успокаивающе гладит мою руку. И я успокаиваюсь.

Кажется, мы опять куда-то идём. Музыка затихает ещё сильнее, и мы отдаляемся дальше от неё. Снова чувствую подёргивание цепи, и Василий останавливается, прикасаясь рукой к моей. Я останавливаюсь, и к моему удивлению, он гладит рукой мочки моих ушей, шлёпая по ним.

Я неохотно достаю затычки для ушей, боясь того, что услышу. Но слышу только небольшую пульсацию музыки в стенах, кажется, здесь тихо. Прохладно и спокойно.

– Так лучше, Карен? – спрашивает Василий.