— Вы таких ребят обожаете, Афанасий Гаврилович, — весело сказал Медоваров и метнул в Аскольдика свирепый взгляд. — Не успел прилететь — и уже с места в карьер начал искать секретаря комсомола. Энтузиазм! Не терпится ему скорее свой талант проявить. Прекрасно оформляет газету, рисует, выпускает сатирические листки. Увлекается этим делом. Горит на работе.
— На какой работе?
— Вот я и говорю: обличительные стихи, дружеские шаржи. Так сказать, критика сверху донизу. Невзирая на лица. — И, заметив удивление Набатникова, Толь Толич пояснил: — Ну да, конечно, в нерабочее время. А специальность у парня рабочая, скромная, фотолаборантом числится, даже не самим лаборантом, а его помощником.
Афанасий Гаврилович недовольно заметил:
— Но поймите, Анатолий Анатольевич, здесь солидный научный институт. И вдруг прилетают какие-то помощники, ученицы…
— Без них не обойдетесь, дорогой. — Толь Толич шутливо погрозил пальцем. — Отрываетесь от народа, Афанасий Гаврилович. С пренебрежением относитесь к маленьким людям. Возможно, это ваш будущий космический пассажир. Нехорошо, очень нехорошо.
— Мне не до шуток, Анатолий Анатольевич. Удружили вы мне своим троянским конем, — сухо заметил Набатников и повернулся к Аскольдику. — Фотолаборанты нам пока не нужны. А что вы еще умеете делать?
Аскольдик замялся, но потом лицо его приняло привычное высокомерное выражение.
— Видно, в вашем институте критика не в почете. А то бы я мог предложить вам вполне квалифицированный «БОКС».
Опираясь на палку, Набатников приподнялся.
— О чем вы говорите? Какой бокс?
— Странно, что вам неизвестно. «БОКС» — это одна из разновидностей стенгазеты «Боевой орган комсомольской сатиры». Понятно?
Внутренне подсмеиваясь над самим собой и желая пополнить свое недостаточное образование в этой отрасли культуры, Афанасий Гаврилович опять опустился в кресло и спросил:
— Ну, а чем обычно занимается этот уважаемый орган? И какую пользу он может принести нашему институту?
Аскольдик снисходительно повел плечом.
— Я еще не имею местного материала. Ну, допустим, так… Бракоделы у вас есть?
— Как вам сказать? Есть у нас один профессор. Он выдвинул гипотезу насчет происхождения некоторых малоизвестных элементарных частиц. Трудился целый год, поставил ряд экспериментов и убедился, что гипотеза его несостоятельна. Может, он действительно, как вы изволили сказать, бракодел?
Несмотря на грозный предупреждающий взгляд Толь Толича, Аскольдик черкнул карандашиком в блокноте и задал новый вопрос, правда, уже с меньшей дозой уверенности.
— А стиляги есть?
— Прошу несколько расшифровать это понятие, — вежливо попросил Афанасий Гаврилович. — Я как-то смутно представляю себе…
— Вот странно. Ведь о стилягах много писали. Я, например, считаю… Ну, это такой человек… носит длинные волосы, зеленый пиджак… Ну, еще что? Проводит вечера в ресторанах, на танцплощадках… Потом… потом, — припоминал Аскольдик. — Да, самое главное. Не ведет никакой общественной работы, отлынивает.
— Знаю такого стилягу, — без тени улыбки подтвердил Афанасий Гаврилович. — Работает в нашем институте. Профессор.
— Профессор? — неуверенно переспросил Аскольдик.
— Совершенно верно. Ведь эта болезнь заразительная. Значит, какой, вы изволили сказать, первый признак? Ах да, длинные волосы. Правда, седые, но ему обязательно надо подстричься. Зеленый пиджак? Есть у него такой, и даже брюки с эдакой прозеленью. Представляете себе? Насчет ресторанов не скажу, здесь, на горе, их нет, а если бы открыли такое веселое место, то ходил бы туда обязательно. Вот на танцплощадку не ходит, возраст не тот. Что же касается общественной работы, то у профессора типичные замашки стиляги. Отлынивает да еще оправдывается, говорит, что занят. Недавно приезжал сюда культурник из дома отдыха пищевиков и предложил профессору прочитать отдыхающим лекцию на тему «Будет ли конец мира?». Так что же вы думаете? Отказался!
— Наотрез?
— Наотрез.
Удовлетворенно улыбнувшись, Аскольдик перевернул листок блокнота.
— Я полагаю, что материал для «БОКСА» все-таки есть? А вы сомневались, товарищ директор. Как фамилия этого стиляги?
— Пишите, молодой человек. Фамилия его Набатников. — Афанасий Гаврилович встал и, протягивая руку насупившемуся Медоварову, сказал: — Покойной ночи, Анатолий Анатольевич. Видите, до чего я самокритичен.
Ночь для Набатникова оказалась беспокойной. В своем кабинете он потушил свет, лег на диван напротив контрольного экрана, чтобы, приоткрывши глаза, можно было видеть голубую звездочку «Униона». И когда она подолгу задерживалась на одном месте, Афанасий Гаврилович вскакивал с дивана и, шлепая босыми ногами по колючему, точно жнивье, ковру, подбегал к приборам. Испытания идут нормально, по программе. Сейчас, например, ровно три часа, значит, диск остановился на очередной заданной высоте.