Последний парад

«Ключ», — сказал Пятрас.

«Вот будет потеха, если я расскажу все вашему любезному дядюшке!» — Хельмут сделал шаг в сторону двери.

«Ключ, — потребовал Пятрас. — Слышишь, сволочь?!»

«Значит — сволочь? Хороши поповские племяннички!»

Все-таки Пятрас был настоящим. Как он тогда ловко сбил Хельмута с ног и отнял у него ключ.

«А теперь катись, коллекционер чужих ключей», — сказал Пятрас.

«Вы еще у меня попляшете, — ответил Хельмут. — Поповские отродья… — Подошел к дверям, вытащил из верхнего кармана куртки другой ключ, подбросил его в воздухе: — Вот ваш ключик… Дураков надо учить».

В окно я увидел Телешова. Походка у него сохранилась старая, пятрасовская, и шел он точно как тогда: прижимаясь к самым домам. Не поднимая головы, он свернул к крыльцу, и я услышал его голос в прихожей.

— А Таня еще не приходила? — спросил он у Дали, вошел в комнату, увидел мою спину. — А… ты дома?

По его тону я понял, что он догадывается, что я избегаю его.

— Я только что видел тебя в окно, — ответил я. — У тебя сохранилась старая походка.

— Да? — Он почти не слышал моих слов. — Ты что… какой-то не такой?

— Нет, ничего.

«Слишком он быстро переходит в наступление, — подумал я. — Слишком прямо идет к цели». Это меня отпугивало.

— Сегодня на открытии памятника у тебя было такое же лицо, — сказал Телешов. — Я решил, что ты вспомнил наконец наших… Мне хотелось побродить с тобой, но ты сбежал.

— Я думал, тебе будет лучше одному.

— Мы подошли к моему дому, — сказал Телешов. — И я сразу стал снимать, потому что вот-вот должно было уйти солнце. Снял панораму дома, потом перевел камеру на окно… в которое любил выглядывать мой отец. Ну и вот… Держу камеру минуту, две, три… как дурак, чего-то жду. Что кто-нибудь… с той стороны… взял бы и пошевелил занавеской. — Он замолчал, потом вдруг спросил: — Миколас, ответь мне…

— Пожалуйста, — нерешительно сказал я.

— Почему ты не пускаешь меня в свои воспоминания, — сказал он, — или… сомнения?

— Что ты выдумал? — Я подошел к двери и крикнул: — Даля!.. — Голос у меня был какой-то странный — она тут же появилась. — Знаешь, он обвиняет меня в том, что я не пускаю его в свои воспоминания. Скажи ему, что это неправда.

Я был жалок, я знал это, но ничего не мог поделать. Цеплялся за Далю, чтобы она спасла меня. Хорошо еще, что не было при этом Юстика.

— Конечно, неправда, — сказала Даля. — Мы все немного устали, и нам кажется бог знает что.

— Извините, — сказал Телешов.

— Мне требуется мужская помощь, — сказала Даля. — Помогите мне, Пятрас. — Она взяла его под руку и повела на кухню. — Надо открыть консервы.

Они ушли, а я остался один.

Я поймал себя на мысли, что начинаю привыкать к Телешову, и теперь Пятрас уже не кажется мне чем-то самостоятельным.

Часть третья Второй рассказ Тани

Во время открытия памятника вдруг полил дождь и все стали накрываться чем попало, суетились, уходили, смущенно пробираясь сквозь толпу. Юстик снял свою куртку и накинул мне на голову. А Даля раскрыла зонтик и подняла его над Юстиком, хотя он и возражал. Я чуть не заплакала от обиды на дождь и на этих людей, которые его испугались. А человек, который открывал памятник, продолжал говорить.

Толпа редела и редела, и в конце концов осталось человек двадцать.

Потом заиграл оркестр, покрывало упало, и открылся памятник — гранитная плита, высотой метра в два, и на ней написаны имена тех, кто был казнен на этой площади.

И тут дождь так же неожиданно прошел, и появилось еще больше народу, чем было вначале.

После открытия памятника все тут же разошлись. Остались только мы с папой, Даля и Юстик. Человек, который открывал памятник, подошел к папе, чтобы попрощаться. Но папа его не заметил, и он его взял за локоть, крепко-крепко пожал ему руку, потом мне, потом Дале и Юстику, вздохнул громко и ушел.

В это время я думала про бабушку. Мне ведь придется ей рассказать, как все было.

Даля спросила, не видели ли мы, куда ушел Миколас. Папа и Юстик ответили, что не видели. А я промолчала, потому что заметила, как он нарочно смешался с толпой, чтобы не подходить к нам, и скрылся в соседней улице.

— Правда, все было торжественно? — сказала Даля. — Жалко, что пошел дождь. — Она оглянулась, видно, надеялась найти мужа, но, не найдя, заторопилась: — Юстик, идем. Мне надо приготовить обед.

Юстик замялся.

— Пойдем с нами, — сказала я. — Ты мне покажешь город.

В жизни не видела такого растяпу: он смотрел по очереди то на Далю, то на меня, не знал, на что решиться.

— А можно? — спросил он наконец.

— Можно, — ответила я.

— Вы не простудитесь после дождя? — спросила Даля.

Она все-таки хотела его от нас увести. Может быть, она думала, что я оказываю на него плохое влияние.

— Лично я не простужусь, — сказала я. — А вот как Юстик, не знаю.

— Мама, ведь солнце! — сказал Юстик.

В общем, она удалилась, и мы остались втроем.

Папа молча стоял в сторонке.