«Уважаемый товарищ! Составляется фотоальбом участников гражданской войны, который будет храниться в Центральном музее Вооруженных Сил СССР. Просьба срочно прислать заказным письмом четыре фотокарточки размером 9 Х 12 см, в генеральской форме и автобиографию, по адресу: Москва…»
А на большом четким почерком было написано:
«Послужной список Князева Сергея Алексеевича, ген. — лейтенанта в отставке.
Родился в семье каменотеса в 1900 году. В семье было девять детей.
В Советской Армии со дня ее основания.
В 1918 году служил в частях на Украине и участвовал в боях против немецких оккупантов и украинских националистов.
В 1920 году был ранен на польском фронте.
В 1921—25 годах служил в военных комендатурах и принимал участие в ликвидации бандитских шаек. Был ранен и по излечении направлен в Академию имени М. В. Фрунзе.
После окончания академии, с 1929 по 1936 год, командовал 81-м стрелковым полком.
В 1936 году уехал в Испанию. Принимал участие в боях под Мадридом. По возвращении на родину был награжден двумя орденами Красного Знамени.
В 1939 году был на Халхин-Голе тяжело ранен и пролежал в госпитале десять месяцев.
В 1940 году был уволен из армии по инвалидности, однако в дальнейшем был вновь зачислен в кадры и назначен командиром 33-й стрелковой дивизии, которая дислоцировалась на территории Литвы, на границе с Восточной Пруссией.
22 июня 1941 года вверенная мне дивизия вступила в бои с немецко-фашистскими армиями. В дальнейшем дивизия попала в крайне тяжелое положение, так как продержалась на границе более суток и была обойдена с флангов врагом. Будучи тяжело раненным, в окружении, 26 августа 1941 года попал в плен. Бежал из плена через четыре месяца…»
На этом послужной список Сергея Алексеевича обрывается… Коля перечитал его снова, им овладело какое-то лихорадочное состояние, и он просто не знал, что делать. Ему так необходимо было разыскать Сергея Алексеевича или хотя бы написать письмо и извиниться перед ним! Он бросился со всех ног к отцу, чтобы спросить, как это сделать. И горько, горько было ему, он бежал и плакал, потому что он устал и у него был трудный день. И все же ему было радостно, что у него в руках эти листки. Теперь уже никто не скажет, что Сергей Алексеевич выдумывал свои истории, как вчера мама, а всякий поймет, какой он замечательный человек.
Таня и Юстик
Часть первая
Первый рассказ Тани
Мы приехали сюда в этот небольшой прибалтийский городок вдвоем с папой. Он жил здесь еще до войны. Потом, когда война началась, папа скрывался в доме местного священника, с племянником которого, Миколасом Бачулисом, дружил. С тех пор прошло много лет. Тогда моему папе было пятнадцать, как мне сейчас, а теперь ему уже стукнуло сорок два.
В то далекое время в этом городке погиб мой дедушка, папин папа. Вернее, он не погиб, а его казнили фашисты. И вот ему открывали памятник, поэтому мы сюда и приехали.
Всю дорогу с вокзала до дома священника папа молча вышагивал впереди меня. Он все время оглядывался по сторонам и вздыхал, словно читая забытую печальную книгу. Я ему не мешала, раз у него такое настроение. Шла потихоньку и выбирала места для съемок: на плече у меня висела папина кинокамера. Наконец папа остановился и сказал:
— Костел.
— Вижу, — равнодушно ответила я, потому что ничего особенного в этом старом, почерневшем костеле не заметила.
— Его костел, — сказал папа.