Последний ответ

Альберт продолжал заниматься самообразованием с помощью студента-медика, которого семейство Эйнштейн приглашало к ужину раз в неделю. Этот парень приносил Альберту научно-популярные книжки. Юный ученый поглощал их с жадностью. В шестнадцать лет он создал свое первое сочинение по физике под названием «К исследованию состояния эфира в магнитном поле». В те времена полагали, что во Вселенной содержится невидимая и вездесущая субстанция — эфир, посредством которого переносится свет и магнетизм.

Эйнштейн послал статью своему богатому дядюшке, жившему в Брюсселе, чтобы тот замолвил за него словечко и пристроил в Цюрихский политехнический институт, хотя минимальный возраст для поступления равнялся восемнадцати годам. В конце концов другому родственнику удалось уговорить директора института пригласить гениального ребенка на вступительный экзамен.

В октябре 1895 года Эйнштейн сел в цюрихский поезд, даже не подозревая, что этому путешествию суждено переменить ход современной науки.

Пронзительный звонок телефона заставил меня оторваться от книги. Я потянулся к аппарату. Номер абонента не высветился, как и при утреннем звонке.

Ко мне вернулись все мои страхи, но в трубке прозвучал женский голос, мягкий и нежный:

— Кабаре «Вольтер».

— Что-что?

Раздались гудки.

10 О меланхолии в поездах

Мы живем, пока любим. Смысл имеет лишь жизнь, прожитая ради других.

Альберт Эйнштейн

Мне всегда думалось, что поезда навевают меланхолию. Так сложилось не только из-за того, что я познакомился с Дианой, которая на два года стала моей женой, именно в поезде. Невыразимая печаль железнодорожных путешествий охватывает меня еще до их начала.

Пусть вокзал Сантс начисто лишен всякой романтики, но я влился в молчаливую толпу людей, волокущих чемоданы, и почувствовал себя беженцем, лишившимся счастливого пристанища. Свершившаяся катастрофа вкупе с пинком судьбы — если можно так выразиться — выпихивала меня в Швейцарию, обманчивое укрытие от всех проблем, стучавшихся в мою дверь.

Пока я в пути, ничто мне не угрожает. По крайней мере, так мне хотелось думать.

Проводница легким движением руки указала, что мне надо пройти еще мимо нескольких вагонов. Я заторопился, почти что перешел на бег, хотя до отправления оставалось двадцать минут. Возможно, боязнь быть в последний момент опознанным и задержанным заставляла меня укрыться в этой алюминиевой коробке.

У меня было место в купе на четверых. Устраиваясь на сиденье, которое с наступлением ночи должно было превратиться в постель, я страстно желал, чтобы поезд отправился полупустым и мне не пришлось бы ни с кем делить свою каморку.

Поезд компании «Талго» отбыл точно по расписанию, и мое желание оказалось исполненным. Хотя бы на время. Уставившись в оконное стекло, я возбужденно разглядывал туннели с рядами рельсов, которые разветвлялись во всех направлениях. Они казались мне аллегорией бесконечности жизненных путей. В сорок один год я начал кое-что понимать. Все они вели в никуда.

Когда центральные районы Барселоны остались позади, я заметил, что солнце постепенно скрывается за дешевыми железобетонными многоэтажками. Философские аллегории себя исчерпали, я погрузился в воспоминания об истории любви, которая завершилась для меня столь плачевно.

Эту часть фильма о моей жизни я мог воспроизвести с доскональной точностью.

Все началось четыре года назад, в ночном поезде Санкт-Петербург — Москва. В те времена мне нравилось путешествовать в одиночку, и вот, проведя три дня в Северной столице, я захотел посмотреть, как обстоят дела в главном российском мегаполисе.

Санкт-Петербург произвел на меня впечатление имперского города периода упадка — там было мало баров и еще меньше улыбок. Я успел сонной курицей побродить по Эрмитажу и страшно скучал в ложе бенуара на балете в Мариинском театре. Я и сам тогда переживал не лучшие моменты своей жизни. Даже головокружительной высоты каблучки русских женщин не спасали от тоски.

Мне взбрело в голову отправиться в Петербург в разгар зимы, вместо того чтобы приехать летом, в сезон белых ночей, когда солнце в этом городе вообще не садится.

Один пьяный художник уверил меня, что в Москве я развеюсь. Там, мол, весь год как сплошной праздник. В Петербурге я увидел уже достаточно, а до обратного рейса в Барселону оставалось еще три дня. Поэтому я решил взять билет на «Красную стрелу» — этот поезд выезжает в полночь, а поутру прибывает в российскую столицу.

Наверное, я повидал уже слишком много русских красавиц и успел утомиться от этого очарования. Вот почему мое внимание привлекла хрупкая черноволосая девушка, спавшая в моем купе на соседней полке. Я неподвижно сидел напротив, не подозревая, что этой лингвистке с Канарских островов, как позже она сама себя аттестовала, предстоит на недолгое время сделаться моей супругой.

Наш роман был столь же искрометен, сколь и безнадежен.

Я уже два часа созерцал спящую девушку в свете полной луны, потом сам наконец-то закрыл глаза и тотчас услышал: